Приключения Эгона Борна
Давным–давно, в далёкой галактике... за несколько тысяч лет до битвы при Явине.
Часть I. Одиссея Эгона Борна
1. "Мы стоим на плечах гигантов..."
2. Соавтор
3. Легенды и мифы
4. Артефактология
5. Конференция
Часть II. Хроники Эгона Борна
1. Свидание
2. "Мы летим, ковыляя во мгле..."
3. Спелеология
4. Двести тысяч лет под водой
5. Ритуал
6. Свет мой, зеркальце...
Часть III.
1. Без дна
2. Симбионт
3. Облом
4. Непревзойдённая
5. Финансовая операция
6. "Налейте мне чашу из Леты..."
7. Берег Туманный
8. Откровенный разговор
Эпилог
1. "Мы стоим на плечах гигантов..."
Мы стоим на плечах гигантов. Известная фраза.
Если следовать ей буквально, археология с неизбежностью превращается в артефактологию. Прикладную. "Как откопать что–нибудь полезное и использовать в военных целях". Потому что между империей и республикой идёт война. Война между одарёнными, с неодарёнными в качестве статистов. И конца этому балагану не видно...
В результате, на археологию вешают гриф "Секретно", а неблагонадёжных исследователей убирают. Физически.
Выжившие меняют профессию и имена.
Я выжил. Мой профессор – нет.
После смерти родителей он был для меня всем. Вытащившим малолетнего племянника из грозящей приютской безнадёги, притащившим на раскоп, обучившим, отпраздновавшим мою первую учёную степень. А потом в коридорах власти случилась мания преследования.
Да, профессор Сайшел был одарённым. Воином от рождения. Лидером от рождения. И талантливым от рождения. Возможно, поэтому он никому никогда ничего не хотел доказать. И в первые лезть не хотел. "Доктор исторических наук Сайшел, профессор, магистр артефактологии" – для него не было выше титула. И, право же, не для него одного!
Но "коридорам власти" этого не понять. Может, но не хочет?! Так не бывает! Все, все стремятся украсть из–под нас табуретку! А он – вот ужас–то – ещё и может! Так ударим первыми!
И ударили.
Сайшел, как мне тебя не хватает...
Сменить имя, сменить статус на "неодарённый", покинуть империю, поменять профессию, стать своим среди воинов. Трудно? Да. И нет. Я всё–таки племянник Сайшела.
Вернуться во главе отряда, чтобы отомстить. И обнаружить, что мстить некому: при очередном перевороте Лорд–параноик потерял трон. И голову. А преемник...
Преемник с археологии гриф "Секретно" не снял.
Казалось, жить незачем. Из безвестности до столицы, из "никто, ничто и звать никак" до командира неодарённого отряда, через гробницы и храмы всех планет, где копал в перерывах между боями, а бойцы прикрывали мои самоволки: "У каждого свои недостатки. Наш командир любит в развалинах окопы рыть... Могло быть и хуже!" И я остался. Присягнул преемнику. Потому что без меня отряд перейдёт в разряд разменной монеты. И пушечного мяса. Они шли за тобой – изволь теперь идти с ними!
Через год нас перевели в коррибанский столичный гарнизон.
Лучше бы не переводили! На фронте, по крайней мере, знаешь, где враг. И кто враг. Столичные интриги, столичные снобы и столичные вояки доводили моих бойцов до белого каления. К счастью, до открытых столкновений дело доходило редко. Отличная вещь репутация!
А пирамиды – вот они, рядом. Пара минут лёту. И так же далеко, как мне до Сайшела. Не дотянуться...
С того дня служба стала особенно в тягость.
Отправить из центра империи пару статей в нейтральный "Археологический вестник" означает выдать себя с головой. С фронта мне удавалось публиковаться в нём инкогнито, и в результате набрался солидный диссертационный задел. Мои бойцы звереют, мечтая порвать местную "плесень" на тряпочки едва ли не больше, чем официального противника. Не пора ли сказать столице: "Прощай!"? Говорят, новым варлордом будет мой бывший командующий. Надо бы напомнить о себе, надёжные войска на фронте нужны всем.
Командующий не изменился. На торжественный приём в цитадель он явился в плаще поверх майки, заношенных форменных брюках и "оккупантских" ботинках. Чем немало меня порадовал: люблю смотреть на опешивших придворных! Я намекнул на своё желание свалить отсюда в направлении фронта, он сказал, что поспособствует. Вроде, всё уладилось... но кое–что меня тревожило. Как ни крути, я нелегальный археолог. И эта протекция может обойтись новому варлорду дорого. Если обо мне узнают.
Со своими втёмную не играют. Решено: после приёма поговорим!
Поговорить удалось раньше.
Командующий Эммет был ошарашен. Не тем, что я одарённый и не тем, что нелегальный, а тем, что археолог. Видимо, в его глазах мой образ никак не вязался с лопаткой и совочком. Разве что с металлоискателем... Но решения своего менять не стал: совместная служба в заштатном гарнизоне иной раз весомее политических игрищ. Затем я сменился с дежурства и рухнул спать.
Как оказалось, я проспал государственный переворот.
В пользу Эммета.
О перевороте надо бы подробно, но я всегда тяготел к краткости. Пару лет тому назад командующий обзавёлся новым протеже – и наоборот.
Разведчик. Моложе Эммета. Авантюрист со стажем и с размахом. Весь в золотых побрякушках и розовых бантиках... отличный боец. Я бы сказал: отличный профессионал – если бы не склонность к авантюрам.
"Они сошлись. Вода и камень..."
У нас не принято обзаводиться привязанностями, они – уязвимая точка. Мы врём даже тем, кто нам дорог: вдруг мы дороги им меньше, чем они нам? И на вопрос разведчика: "Почему ты меня выручил?" – командующий ответил: "Хочу сесть на трон!" Просто так ответил, чтобы не говорить других слов. Искренних.
Но ему поверили.
Это был первый в истории империи переворот, самостоятельно совершённый одним лордом в пользу другого. Разведчик поставил командующего перед фактом – в том числе и перед фактом собственной смерти. "Этот переворот останется в истории как Заговор Киатары! Моё имя не будет забыто..." – прошептал авантюрист со стажем и приготовился отдать концы. Новоиспечённого Лорда это не обрадовало. Как и его адъютанта, Серен, по совместительству целительницу.
Вытаскивая с того света нечто в розовых бантиках и глядя на абсолютно неадекватного – подходи и убивай – командующего, адъютант неожиданно для себя поняла: "Эти двое должны жить! Для этого я хочу должность начальника СБ. И я её получу!". И получила.
Наутро я был вызван в тронный зал. Без объяснений. Обнаружив там варлорда с короной на голове, от неожиданности выпалил: "Эммет, ... ммать, что я ещё проспал?!"
Мы договорились. "Тебе мир, и желательно весь, а мне археологию, и желательно всю! Ради этого я даже не сразу сбегу в экспедицию, а останусь комендантом столицы, пока всё не утрясётся...".
Серен за авантюру с переворотом засветила Эммету в глаз. Кулаком. Экс–командующий отнёсся к сему факту с пониманием. И я подумал, что в кои–то веки на трон уселся адекватный Лорд.
Дни шли, всё утрясалось. Мои самоволки стали официальными. Выяснилось, что археология не умерла, а ушла в подполье. Вместе с "дикими копателями", зарабатывавшими продажей артефактов налево. Что–либо ценное им попадалось редко. Такое хранится за семью ловушками, рассчитанными на сильнейших одарённых. Но кое–что я бы действительно из гробниц не выпускал. Собственно, из–за такого вот "кое–что" всё едва не рухнуло.
Один из "диких копателей", симпатичный мальчишка, которого я точно пристрою в Университет, нашёл в развалинах тетрадку с надписями на древнем языке. Теоретически, это поддавалось переводу – но практическая фронтовая наука окопология лингвистическим познаниям не способствует. Только фольклорно–специфическим. Я оставил тетрадь при себе, надеясь найти квалифицированного переводчика у нейтралов, и в свободное время перебирал страницы, изучая схемы и пытаясь разобрать фразы попроще. Я жил в предвкушении тайны, мне было хорошо...
А в цитадели намечался приём. Первым делом Лорд Эммет решил выгнать столичную "плесень" на фронт. Разумеется, "плесень" была не в восторге. Но не возражала – чревато последствиями. А где не рискуют возражать вслух, там говорит сталь. Или яд. Или артефакты, созданные давным–давно и не нами. Мы стоим на плечах гигантов... да–да, я это уже говорил.
Я не знаю, какими извилистыми путями приходят в головы одарённым разведчикам их профессиональные идеи. Мои ребята от такого со стыда бы сгорели: сыграть в "живца" без подстраховки! Возможно, сказывается разница между неодарёнными, склонными недооценивать свои возможности, и одарёнными, привыкшими к безусловному доминированию. Как бы там ни было, в тронный зал цитадели вернулось нечто, лишь отдалённо напоминающее нашего авантюриста.
Неадекватность. Заторможенность. Робкая попытка убить Эммета – искреннюю привязанность сложно сбросить со счетов. И новая побрякушка в волосах, слетевшая при борьбе. Апатия.
Поражение мозга. Но как, отчего? Не от побрякушки ли? Что–то она мне напоминает...
Тетрадь!
Там была похожая схема!
Почему я не профессиональный переводчик?!
Подозреваемые, проверяемые. Допросы, допросы, допросы. Белый, враз осевший Эммет, уставшая, с землистым лицом, Серен. Адъютант может быть начальником СБ, и успешным – но когда дело доходит до жизни дорогих тебе людей, шелуха спадает. Передо мной была целительница, не знающая, как спасти своих.
Я присел на корточки у холодной стены: "Ребята! Не растекайтесь лужицей. Соберитесь. Давайте работать!".
Артефакт. Танцуем от артефакта. Тот, кто его задействовал, осведомлён о его свойствах. И абсолютно уверен, что очередную побрякушку в волосах разведчика не заподозрят, не заметят в сонме других. Я заметил. У нас преимущество!
Дальнейшее – профессиональная специфика, о ней не будем. Диверсанта нашли и допросили. Киатара должен был подчиниться владельцу ответной части артефакта и убить Эммета. Но о привязанностях, что не сбросить со счетов, я уже писал... что бы мы о нашей беспринципности ни говорили. Это была первая ошибка диверсанта. А второй ошибкой был я. Использовать подобные изделия в присутствии магистра артефактологии, по меньшей мере, недальновидно. Даже если этого магистра назначают комендантом столичного гарнизона. Временно.
Археологов не принимают всерьёз. Пока не столкнутся с чем–то, что выходит за рамки политики, экономики или войны. За рамки обыденности.
"Знаешь, Эгон, я считал твоё увлечение разновидностью личной блажи" – сказал Эммет. "Но оно помогло нам справиться с ситуацией. Видимо, в этой археологии всё же что–то есть..."
Конечно, есть. Ведь мы стоим на плечах гигантов. А завтра кто–то будет стоять на наших плечах. И у них всё получится. Как у нас.
Как мы познакомились? Разумеется, подрались!
Шаарни была от века заштатной планеткой. Ресурсов нет, промышленности нет, стратегического значения никакого, населения кот наплакал, да и те сплошь аграрии. Когда–то она входила в империю Раката, но проще вспомнить, кто туда не входил. От раката на Шаарни остался храмовый комплекс – ничего выдающегося! – но и тот аборигены объявили табу. В результате он зарос так, что прорубаться сквозь лианы приходилось словно сквозь строй. Не говоря уже о том, чтобы приземлиться поближе.
Археологи народ любопытный. Некопаный храмовый комплекс, да ещё в досягаемости, манил меня чрезвычайно. Тем более, военных действий в обозримом будущем не предвиделось, отряд наслаждался заслуженной увольнительной, пить мне надоело, я читал и скучал. Ничего выдающегося? Не страшно, в местных кантинах выдающегося ещё меньше!
В общем, всё как всегда. "Где командир? Не могу знать! Вроде, девицу какую–то снял... простите, он с дамой. Да, конечно, на связи. Что–то срочное? Нет? Разрешите идти?" А Эгон Борн уже на соседней планете...
Первым делом я расчистил площадку и перегнал на неё шаттл. Потом подумал, и укрыл его за деревьями – нейтралитет нейтралитетом, но мало ли что. Поставил палатку, натянул тент, натащил топлива для костра, выгрузил и проверил оборудование. Вроде, всё в порядке, можно приступать к первичному осмотру.
Комплекс оказался не таким уж заштатным. В отличие от обычных ракатанских построек, сооружение не было вытянуто вверх. Кубы. Грузные, массивные, словно придавленные собственной тяжестью, они твердили о вечности и незыблемости, но их победили лианы. Шипастые жёлто–зелёные плети ломали и рвали камень построек, и камень поддался.
Потянуло задуматься о вечном. Точно так же пала империя Раката, поверженная биологическим оружием, тайно созданным побеждёнными. Жизнь торжествует, чтоб ей... прорубаться сквозь лианы мне изрядно надоело!
Я вошёл внутрь.
Звукоизоляция в храме оказалась на высоте. Рёв приземляющегося истребителя был слышен словно сквозь вату. Сначала я подумал, что это за мной. Проверил комлинк, но тот был в исправности.
Кого это хатты принесли? Я затаился за колонной.
Ого! Одарённый...
Более того, республиканец.
Меня он не почувствовал: за время своего армейского существования маскироваться я привык. Но и палатку, и оборудование разглядел, меч держал наизготовку. И правильно – мало ли. Но в мои планы его присутствие не входило. Как и стрельба в ещё не обследованном храме.
Бой был неплох. Мой армейский опыт частично нивелировался его фехтованием. Какое–то время мы кружили по храму, пытаясь не провалиться в трещины и не зацепиться за арматуру, пока парой неудачных движений нас не бросило к алтарю. Ещё целому.
"Осторожно, статуя!" – заорали мы хором. Отскочили один от другого, ошарашенно переглянулись – и расхохотались.
Его звали Виджет Илер.
Светловолосый, растрёпанный, недавно срезавший косичку. Аспирант–археолог с Корусканта. С вожделением смотрящий на так и не порушенный алтарь.
И я подумал: а почему бы и нет?! Ни стратегического, ни военно–исторического значения планетка не имеет. Исследователем меньше, исследователем больше... да и статуя цела осталась!
Монографию "Особенности шаарнийских храмовых сооружений эпохи раката" мы писали прямо на месте. И отсылали вместе, под псевдонимами, в "Археологический вестник". Республиканец так и не понял, что столкнулся с имперским одарённым. Я же не считал себя обязанным никому, кроме Сайшела, которого сей мезальянс изрядно бы повеселил.
* * *
Какое–то время мы переписывались. Ничего общественного, сплошная храмовая археология. Когда меня с отрядом перевели на Коррибан, общение пришлось прекратить. Но в первой же своей официальной экспедиции в статусе лорда я натолкнулся... на Виджета Илера! Всё там же, на Шаарни.
Случайность? Говорят, случайностей не бывает.
Одно из сооружений храмового комплекса чем–то отличалось от остальных. Сначала я не мог понять, чем именно. Затем выяснил: стены храма не строго вертикальны. Они сходились на конус, визуально облегчая громоздкую конструкцию, нуждавшуюся в более тщательном изучении.
Присутствие в храме одарённого было знакомым, но слишком слабым, невыраженным. "Виджет?" – крикнул я. В ответ ни звука. Я активировал меч.
Он лежал у дальней стены, без сознания. Левую ногу заклинило в трещине, перекрытой зубчатой плитой. "Кости раздроблены" – машинально отметил я. Выше щиколотки ногу окрашивала нехорошая чернота.
Против лома нет приёма, даже у древних ловушек. А вот целитель из меня никакой – перевязку сделать, да до ванны с колто живым дотащить, на большее я не способен. Разве что сунуть образец крови в анализатор...
Анализатор взвыл.
Такого букета химико–органической дряни мне встречать ещё не приходилось. И что теперь делать? Колто ему в глотку вливать?! Вёдрами... А этот приключенец вдруг открыл глаза, посмотрел на меня затуманенно, и говорит: "Теперь я понял, почему ты не пишешь". И через паузу: "Я умру?"
Ага, щазз! Умрёт он. Будто ему кто–то позволит. Но делать–то что?! Притащи я его в империю, благодарить он меня не станет. Лекарь я аховый, не чета Серен. Кстати, а как Виджет здесь оказался? Корабля–то нет...
Корабля нет, но есть комлинк.
Рискнёшь, археолог? На орбите может болтаться республиканская боевая часть. Хоть слово в эфир – и не будет Эгона. Скорее всего. А ни слова в эфир – не будет приключенца. В отличие от Эгона, с гарантией.
Так, наложить жгут, перекрыть дорогу яду. Может быть, уже поздно, но лучше подстраховаться. Перевязку я сделал, рану промыл, осталось колто внутривенно. Не забыть: в шприце не должно быть воздуха, ни пузырька! Вернусь – заново пройду курс оказания первой помощи.
Кто же знал, что одарённость не панацея?! Кто–кто... ты должен был знать, сколько лет одними армейскими методами воевал, умник! Сам же разработал тактику неодарённых подразделений в условиях войны одарённых, а про медицину забыл! Незачем было: колто всё вылечит. Оказалось, не всё.
Уффф... уснул. Хорошо – кто спит, тот выздоравливает. А меня можно выжимать, как манаанского головастика. Ладно, где его комлинк?
Ответили мне быстро. Представшая на экране снулая твиллекская физиономия, увидев меня, разом потеряла всякую снулость. Ещё и отшатнулась. Я даже засомневался: может, я в боевой раскраске?
Несмотря на выказанные эмоции, твиллек согласился прибыть без уговоров. Незамедлительно. Чем немало меня озадачил. Меч у меня, что ли, посветлел? Проверить бы... но я сдержался: а вдруг передумает?
Немного мешал арсенал, навьюченный под куртку: встречать республиканца я решил при полной выкладке – мало ли что. Тускены говорят: "На племя надейся, а банту сам паси!"
Он действительно прибыл в одиночку. Мы погрузили бесчувственного Виджета в шаттл, опустили в колто–камеру. Пожилой твиллек с усилием выпрямился: "Благодарю Вас за помощь коллеге, лорд Сайшел!"
Лорд Сайшел?!
Боюсь, с эмоциями я не справился: брови взлетели вверх, а рот был готов проглотить гизку. Твиллек, видя моё изумление, снизошёл до разъяснений: "Мы с Вашим отцом были знакомы, а Вы с ним – одно лицо".
Одно лицо? Потому он и прибыл на встречу.
"Вы ошибаетесь, магистр. Я не сын, я его племянник..." – меня всё ещё трясло. Сколько лет прошло, а рана не заживает.
"Значит, я счастливо ошибся" – одними губами улыбнулся мой визави, и наконец–то убрался с глаз долой.
Злополучный тайник я вскрывать не стал. В таком состоянии – выжатый, голодный и в трёпаных чувствах – любую ловушку прозеваю, а их там не одна. Запечатал проём и быстренько покинул Шаарни. Во избежание. Не то чтобы я не доверял твиллеку, но и не то чтобы доверял. Сайшел Сайшелом, а республиканскую СБ игнорировать неразумно. Некто Эгон Борн, командир неодарённого отряда, не интересовал никого, лорд Борн – уже добыча.
* * *
Щиколотку Виджету пришлось ампутировать. Мы переписываемся, но теперь факт переписки скрывает он. Приключенец сидит в корускантском архиве и с тоской перебирает бумаги. А ёще учится танцевать – подозреваю, кому–то назло. Мечтает вырваться "в поле", но протезирование пока не столь совершенно, чтоб без ноги прыгать по развалинам.
А я листаю древнейшую историю. В уме.
Когда–то и империя, и республика теснились на одной планете. Более того – множество империй и республик. Дружили и ссорились, воевали и заключали перемирия. И волей–неволей тесно общались... тесно же!
Сегодня ты с ними в походе, завтра ты у них на мушке. А они у тебя. "Шарик маленький, за углом встретимся..." Ага, в перекрестье прицела.
Стаканы темные, с каймою по краям,
Мы до утра с тобою старые друзья.
А завтра утром будет пир для воронья,
И друг у друга мы в прицеле – ты и я.
Галактика маленькая, за углом встретимся... Виджет, сиди–ка ты в своём архиве, пока новая нога не вырастет!
А лучше – до скончания времён.
Каким ветром нас сюда занесло? Мы всё–таки элитное подразделение, а не пехота. И хмырь этот столичный... прибил бы, да искать начнут. Как назло, ни одного республиканца в досягаемости, труп списать не на кого.
Позицию он нам выбрал – загляденье! В смысле, век бы её не видеть, даже в кошмарах. Горелая плешь, пепел и камень, ни укрыться, ни зарыться. "Стойте здесь!" – безапелляционным тоном. А на горизонте, между прочим – развалины города, пригодные к обороне. Эммет бы только рукой махнул: "Эгон, сиди где хочешь, с земли виднее!"
Разумеется, можно залечь под маскировочные сети. Но дышать тут уже нечем, и к утру мои бойцы позавидуют шахтёрам с Кесселя. Значит, буду ставить иллюзию.
Неодарённым не по силам? Да помню, помню... Но хмырь до утра вряд ли почтит нас присутствием, а почтит – память сотру. Или наконец прибью: зверьё здесь точно есть, и оно хочет есть.
Ночь прошла беспокойно. Обычно я доверяю караульным, но тут мне не спалось, хоть тресни! И костра не зажжёшь: будет сиять в ночи, как фонарь на огороде. Иллюзия укроет на расстоянии, но не вблизи.
А наутро явился хмырь. И лицо его мне... ну, оч–чень не понравилось! Словно привидений увидел. Пробормотал нечто невразумительное и исчез. Мы переглянулись.
Для начала взломали базу данных. Приказ гласил: "Занять квадрат номер такой–то". Проверили по карте: развалины в квадрат входят. Извини, лорд хмырь, но мы перебазируемся. И высылаем разведгруппу.
К полудню разведчики вернулись, и не одни. Между ними вышагивал тщедушный абориген неопределённого возраста, в плаще из драной шкуры, татуированный аж по гениталии, в носу игла, в руках посох с погремушками. Увидев меня, отшатнулся. Чует одарённых? Однако...
Я обаятельный, я знаю. После кружки–другой кафа шаман оттаял и согласился общаться. И сообщил много интересного.
Горелая плешь была всегда, сколько племя себя помнит. "Хочет есть. Каждую луну. Лучших, сильных. Мужчин. Одного заберёт, племя живёт. Такого, как ты, заберёт" – абориген указал на меня.
"Так почему не забрала?"
"Ты колдовал. Она не пришла" – абориген нахмурился. "Луну назад был чужой. Слабых связал, отдал. Не взяла. Он недоволен. Привёл тебя. Убей её!"
"Убью" – сказал я. Он поверил. Похоже, здешнее племя регулярно лишалось охотников. Но что здесь делает Ханеш, хмырь столичный?! Про мою одарённость он не знает, уверен. Привёл лучших? Прошлая жертва "её" не устроила... будет ей жертва!
* * *
Ханеша мы растянули между колышками, "звездой". Он бы вырвался, не будь меня. Я выгнал ребят ночевать в развалины – ответом мне были угрюмые взгляды: "Утонешь, домой не приходи!" – и уселся в полулотос, держать силовые линии. Если "она" хочет есть, придётся зайти в пентаграмму. Серьёзного призрака этим только рассмешишь. Но здешняя тварь вряд ли сильна: слишком часто ей приходится питаться.
Ханеш сначала молчал, обливая меня презрением. Но с восходом луны занервничал. Попробовал вырваться. И, наконец, заговорил.
"Кто ты такой?! Чего ты хочешь?! Развяжи меня, я никому не скажу!" – я чуть не расхохотался. "Там на всех хватит, я знаю! Я поделюсь, отпусти меня!"
Очередной кладоискатель. Ну, что ж, послушаем.
"Она наестся и уснёт! И всё будет наше, всё! Я стану Лордом! Я!"
Благодарю, ваше лордство, это я уже кушал... Империи только психа на троне не хватает!
"Она должна наесться! Должна! Развяжи меня, приведи отряд, ей хватит!"
"Зззз...заткнись!" – я его сейчас сам убью! Не дожидаясь призрака.
Он замолчал. Кажется, понял, чем рискует.
Плита отошла беззвучно. Луна осветила трещины в скале, поворотный механизм, уходящие вниз ступени. Резко похолодало, пахнуло плесенью. Ханеш рванулся что есть силы, правый ремень лопнул. И тут появилась она.
Леди в Белом.
Когда–то она была красива. Но сейчас на меня смотрела помешанная. Рот искривился, из уголка губ по подбородку стекала струйка слюны, веки подёргивались. Леди хихикнула и неспешно побрела к Ханешу. Лорд в ужасе закричал и умолк. Навсегда. Но хранительница уже вошла в круг.
"Прощайте, Леди в Белом! Я обещал шаману Вашу смерть, и Вы прежняя вряд ли стали бы возражать" – я ударил, разрывая связь белой дамы со склепом. Вспышка... всё.
Примчались все. Наскоро навели порядок, оттащили труп Ханеша в ближний лесок, сожгли колышки, сунули в руки фляжку, сварили каф. После третьей кружки я понял, что меня трясёт. И что не усну, пока не напьюсь.
В склеп я полез на следующее утро.
* * *
Он лежал на каменном постаменте, обёрнутый в гибкий пластик, теоретически вечный. Но материал расползся у меня в руках. Гравированное лезвие затупилось и потускнело, серебряные оковки рукояти покрылись патиной, полустёртые письмена едва читались.
"Пожирающий души".
Меч первых отступников.
Такой древний, что даже страшно.
И что прикажете с этим делать? В казарму отнести, на стенку повесить? Вкупе с исчезновением лорда Ханеша – гарантированный смертный приговор и мне, и отряду. Придётся оставить меч в склепе, легенда о хранительнице оградит его от любопытства аборигенов. Надо только сказать шаману, что "она" не умерла, а уснула. И пока длится этот сон, племени нет нужды приносить "ей" жертвы.
И тут я представил. Пройдут века, и у вождя племени родится сын. И пожелает взять в жёны прекрасную пленницу, томящуюся в летаргическом сне в зачарованной пещере Тёмного Отступника... то есть, меня... ой...
Из склепа я выбирался на карачках. От хохота.
Сайшел любил открытые пространства, а я зверь пещерный. Мне бы полумрак, каф покрепче, диван помягче, терминал в досягаемости. И всё это сейчас здесь. За исключением терминала – его заменяет мой собеседник.
Го–Хэнна старчески щурит глаза: для шан–си и этот свет избыточен. Но гости каффейни в темноте сидеть не будут, и зала по углам подсвечена жаровнями. Никто не жалуется: здешний каф искупает всё.
Приправы, используемые шан–си для кафа, уникальны. Каждому гостю они подбираются отдельно, с величайшей осторожностью: аллергия на них не просто видовая, индивидуальная. Первая чашка по объёму не больше напёрстка, клиенты со стажем удостаиваются каффейника. С тех же жаровен.
Я здесь бывал ещё вместе с Сайшелом. И вот, вернулся.
Го–Хэнна заговорщически улыбается: "Вашши некровные предки предпочитали травить подданных, тша–а–ри. Вы жже с удовольствием пьёте мою отраву, да..."
Тша–а–ари? Это мы, тёмные одарённые. А джа–а–ри – наши противники. Звуки "дж" и "тш" в языке шан–си сложны для восприятия, не говоря о произношении. Большей частью я догадываюсь, о чём идёт речь. Го–Хэнна тоже. Предполагаю, мои лингвистические потуги его изрядно веселят.
Речь шан–си сложна, космогония шан–си сложна, и сами они сложны, но тем интереснее. Однако каф сегодня горчит.
"Я отвык от вашей стряпни, Го–Хэнна–но. Придётся привыкать заново".
"Вы изменилиссь?" – пристальный взгляд.
"Почему?"
"Гошшер подбирается навссегда. Меняется Эгон–но, меняется гошшер".
"В зеркале с утра отражался" – шутка выходит неудачной. Я мог измениться. Десять дней назад.
* * *
Очередная окраинная планета, очередная забытая захоронка с довольно занятной ловушкой: одарённость тут не действовала. И один любопытный одарённый, которому к этому состоянию не привыкать. Потому сквозь охранные системы я прошёл, как меч сквозь пирожное. И уселся на камень общаться с добычей.
Добычей был скарад. Древнее биомеханическое устройство, способное блокировать недружественное воздействие. Я собирался посетить некий орбитальный военно–промышленный комплекс, возомнивший себя Завоевателем Вселенной. Попадать под его влияние не хотелось, и найденный артефакт представлялся удачным решением проблемы.
С одним только "но": от скарада тоже нужно блокироваться. Он провоцировал носителя на проявление спонтанных эмоций, а бросаться на каждого встречного в мои планы не входило. Как и в планы предыдущих симбиотов, оставивших последователям подробные инструкции: какое лекарство пить, как его варить, список ингредиентов, возможные побочные действия. К сожалению, инструкция была рассчитана не на людей. И старый шан–си был тем единственным, кто мог помочь мне адаптировать это варево.
Впрочем, лукавлю: кафа тоже хотелось.
* * *
Передаю инструкцию Го–Хэнне. Шан–си меняется в лице: "Вы пили это?! Нельзя, сожжётессь!"
"Нет. Я хотел посоветоваться с вами".
"Зачем это, тша–а–ри?"
Достаю скарад. Го–Хэнна отшатывается: "Надевали?"
"Нет. Без противоядия не рискнул".
"Зачем вам, Эгон–но?"
"А почему нет? Артефакт интересный, а с противоядием я уложусь в поведенческие нормы. Так сказано в инструкции".
"Нормы..." – шан–си предельно серьёзен, даже акцент куда–то пропал. "Разное время, разные нормы. Ваши идейные предки генетически изменяли своих подданных, а те принимали это как должное. То, что раньше считали милостью, сегодня назовут жестокостью. Мы вырастаем из старых обычаев, как из детских одежд. Скарад вам не по росту, лорд Эгон".
"Так, может, он на меня и не повлияет?" – я доверяю Го–Хэнне, но решённую проблему жаль.
"Он уже повлиял. Гошшер так просто не изменится..."
* * *
Драка в кантине – явление привычное. Угрюмый гаморрианец с секирой наперевес явно перебрал, два его приятеля были не лучше. Но меня это не касалось, пока мне не мешали ужинать. Посетители обходили столик по широкой дуге, инстинктивно предпочитая не связываться.
Я никогда не любил подобных развлечений, но и отторжения они не вызывали: в армии чего не насмотришься! Однако сегодня меня раздражало всё. И пережаренное мясо, и скверно сваренный каф, и буйное окружение. Я поднялся. Массивный стол морёного дерева взлетел в воздух, готовясь обрушиться на голову гаморрианца. С ускорением.
Кантина замерла. Было слышно, как бьётся о лампу мелкая местная мошка. Я одним движением вернул стол на место, залпом допил каф, расплатился и вышел.
Я только что был готов убить за драку в моём присутствии.
* * *
Мы вырастаем из старых обычаев, как из детских одежд.
То, что вчера было нормой, сегодня неприемлемо.
Если не отбрасывать прежних ошибок, мы обречены на их повторение. Раз за разом, круг за кругом...
"Вы правы, Го–Хэнна–но! Не стану спорить. Кто я такой, чтобы спорить с пряностями?!"
Я прилетел на Каруну в поисках переводчика для каталога артефактов. Один из них применили к нашему начальнику разведки, что сделало жизнь в цитадели чрезвычайно насыщенной. Упомянутый артефакт я в запарке сунул в карман, ещё на Коррибане – и благополучно о нём забыл. По прибытии в космопорт Каруны переоделся в гражданское, бросил мундир в стирку. Включить стиральную машину я тоже забыл.
Как я ещё голову не забыл, не понимаю! Я был измотан до состояния тряпочки и весь перелёт беспробудно спал. Не помогло: из зеркала на меня смотрела физиономия пьяницы. Набрякшие веки, мешки под глазами, опухшее лицо – и желание послать всех к хаттам, без возврата! Показываться в таком виде коллегам не хотелось, но выбора не было.
Впрочем, коллеги видели и не такое. Любая защита учёной степени здесь превращалась в попойку, и наутро по университетским коридорам бродили хмурые учёные мужи. Издержки нейтралитета: представители воюющих сторон по прибытии на Каруну считали своим долгом пуститься в загул – даже те, кто к фронту и близко не подходил. Особенно те, кто не подходил. Местному населению оставалось не путаться под ногами и ждать, когда горе–вояки уберутся к месту дислокации.
Университет был исключением. Здесь пили все. И местные, и пришлые, без разбора. В том числе без разбора сторон: считалось, что археологам неуместно выяснять отношения перед лицом Вечности. Под вечностью понимались гробницы, храмы и пирамиды. В свете нынешней военно–прикладной артефактологии декларация выглядела крайне неубедительно, но принималась обеими сторонами: надраться хотелось всем!
Исключением были республиканские одарённые. Может, они и пили, но шатающимися в коридорах я их не видел ни разу. Даже когда числился армейским, и шифроваться от меня не было необходимости. Положение обязывает – или действительно: "Нет эмоций, есть покой..."?
Сегодня в Университете было тихо. Посыпанные песком дорожки, стриженые деревца, идиллия! А в дальнем углу этой идиллии, в двухэтажном садовом домике, обитал доцент Рикар Пареши.
Рик с трудом оторвался от текста: "Где взял?!"
"У диких копателей".
"То есть, место знаешь?"
"Приблизительно. Там ничего интересного – всё вынесли".
Рикар сощурился: "Не темни. Просто не хочешь меня туда пускать?"
"Не хочу, Рик. Вообще никого, не только тебя. Эта штука высасывает эмоции, личность, память. Превращает в куклу на верёвочке. Впечатляет, знаешь ли".
"Её, что, применили?!" – Пареши хмыкнул. "Ну, да, иначе ты бы не примчался!"
"Рик, переводи! Я народ не в лучшем состоянии оставил, нервы там на пределе, мало ли..."
"Убедил!" – вздохнул Рикар. "Но потом хоть задержишься? У меня доклад завтра: манаанские шельфовые диалекты!" – при мысли о докладе Пареши просиял. На этих шельфах он сидел больше года, надоел аборигенам до хатта, но своего добился.
Я улыбнулся: "Задержусь!"
Перевод Рикара обстановку в цитадели разрядил. Ничего хорошего, но могло быть хуже, и есть шанс на выздоровление. От меня сейчас ничего не зависело, и возвращаться я не спешил.
На завтра планировались два доклада, на послезавтра ещё три. Оказывается, я прибыл прямо на конференцию археологов–лингвистов.
* * *
Не буду сегодня пить! Даже за успешный доклад. Просто упаду и не встану. Вот тут, на диванчике...
"Разрешите?" – хммм... господа противники. Одарённые. Двое. Один явно старше другого. Мастер и ученик?
"Весь диван – ваш!"
"Благодарю..." – старший присаживается на краешек, младший остаётся стоять. Привычные слова, привычная вежливость. Конференция... положение обязывает. Но пришли они ко мне – холл пустой, как песчаный бархан.
"Иверо Тосокори, магистр криптологии" – представляется седой.
"Эгон Борн, археолог" – киваю в ответ.
"Благодарю, мне это известно. Ваши работы весьма популярны".
"Польщён..."
Популярны? Я несколько лет под псевдонимом публиковался. А вот ваших работ что–то не припомню, магистр Тосокори! Инкогнито вам ни к чему... издавались в ограниченном доступе?
Магистр собран, как перед прыжком в воду.
"Не будем летать кругами, лорд Борн! Доцент Пареши по вашей просьбе воспользовался закрытым разделом университетского архива. Характер запроса позволяет предположить, что в его руках находится "ракатанский манускрипт". Вернее, в ваших руках".
"Вы отслеживаете работу нейтрального архива?" – поднимаю бровь.
"Да. И будь у вас возможность, вы делали бы то же самое" – что ж, прямо и честно.
"Мне ни к чему. Я предпочитаю знакомства".
"Это удивляет" – магистр копирует моё движение бровью. "Тем более что ваша... смена статуса... на отношение к вам неодарённых не повлияла".
"А должна была? Не все помешаны на идеологии".
Магистр делает скорбное лицо: "Печально, что дружественный к неодарённым учёный служит делу доминирования одарённых. Но мы всё же сочли возможным встретиться с вами лично".
Четыре хатта, восемь вуки, двенадцать раз через забор! Это что, комплимент такой?! А мальчишка стоит навытяжку, глаз с меня не сводит. Охраняет? Не смешно. Этого Иверо я предпочту убивать на расстоянии. На очень большом расстоянии, иначе результат будет в его пользу.
"Магистр, оставим предисловия. Вы утверждаете, что я владелец "ракатанского манускрипта". Что дальше?"
"Это очень опасная книга, лорд Борн! Опасная даже для этой войны, где стороны не стесняются в средствах" – Тосокори предельно серьёзен. "Мне бы хотелось быть уверенным, что этой книги больше не существует".
"Вы предлагаете мне уничтожить исторический документ?" – пожалуй, пора возмутиться. Археолог я, или кто?!
"Некоторые документы не заслуживают ничего, кроме уничтожения!" – ого, а тема для криптолога явно выстраданная!
"Эта книга спасла моему соратнику жизнь" – теперь серьёзен я. "А описанный в ней артефакт чуть эту жизнь не забрал. Нож, сменивший руку, остаётся ножом. Им можно резать мясо, а можно горло – всё зависит от руки".
"От руки, верно..." – Тосокори машинально кивает. "И вы в своей руке уверены, не так ли?"
"Вы тоже. Иначе не пришли бы ко мне с разговором".
"Я уверен в вас..." – мой собеседник замолкает на полуфразе. Понятно: уверен во мне, но не в моих соратниках. Да и во мне магистр Иверо уверен постольку–поскольку.
Магистр? Или... генерал СБ Тосокори?
В общем, нейтралитет нейтралитетом, а с Каруны пора стартовать.
И скорее!
Тосокори поднимается: "Приятно было с вами побеседовать!"
"Взаимно" – лучезарно улыбаюсь. Ученик смотрит на нас ошарашено: явно готовился к бою, а тут сплошной политес! Магистр ловит мой взгляд, усмехается, я усмехаюсь в ответ. Он кивает мне, собираясь уйти, но внезапно останавливается.
"Лорд Эгон, разрешите вопрос? Личный".
"Не для протокола?" – пробую шутить. Не нравятся мне такие вопросы.
"Для меня. Я уже спрашивал, но вы не ответили. Как можно быть другом неодарённых – а вы им друг, я вижу! – и в то же время воевать за их поражение в правах?"
Оп–па... а ведь он знает, что у меня есть ответ. Может, он ещё и большую половину его знает?
"Я не друг одарённых, я не друг неодарённых" – почему–то мне хочется ответить серьёзно, – "Я друг тем, кто стал мне другом – независимо от расы, ориентации, третьего глаза и прочих вторичных признаков. Я не могу изменить мир, в котором родился, но могу сделать его чуть более приемлемым для своего окружения. Для тех, кто попал в зону моей ответственности. На всех сторонах".
Иверо молчит. Ждёт продолжения.
"Наш мир похож на партию в "Полководцы". Чёрный квадрат, белый квадрат – кому что выпадет, выбора нет. Переходы редки, но и они всего лишь смена... одной клетки на другую! С другими правилами, но с теми же решётками".
"Хотите перевернуть доску, Эгон?"
"Да, Иверо. С обратной стороны она не окрашена".
* * *
Пока мы беседовали, мой корабль обыскали. Осторожно и незаметно: нейтральный порт всё–таки.
И ничего не нашли.
Потому что не знали, что искать!
Иверо уверен: манускрипт у меня. Тяжёлый, переплетённый в кожу том, неудобный при переноске, неоднократно описанный в легендах. А у меня – всего лишь копия: несколько глав, переписанных неизвестно кем и неизвестно когда. Тетрадка, что так легко хранится за пазухой. Во время нашего разговора она всё время была со мной. В пустом холле, где их было двое, а я один.
Не стану вас разочаровывать, магистр... верьте дальше!
Да, и ещё одно: эти чудики так и не заглянули в стиральную машину!
Ну, вот... я здесь.
Сколько лет прошло! Уходил домашний мальчик, интеллектуал полевой экспедиции, талантливый, но абсолютно бессистемный форсъюзер, восторженный последователь. Уходил мстить. Совершенно не умея этого делать.
Не научили.
И не учили.
Учили выживать соло и в команде. Рассчитывать на себя – и на остальных. Надеяться на тех, кто рядом. Отвечать за них.
Учили вскрывать гробницы, обезвреживать ловушки, драться насмерть с вымершими (ага, как же!) тварями, анализировать находки, сопоставлять данные. Учили принципу: "Опубликуй или сдохни!", который вдруг куда–то тревожно пропал. Учили говорить с призраками.
А призраки говорили разное. Иной раз понятное, чаще – не совсем, иногда совсем чужое. Чуждое – самые древние. А иногда, очень редко – спорное, противоположное, светлое. С ними спорили. Спорили, не соглашались... соглашались? В чём–то, где–то, не сразу. Но когда тебе, жаждущему трона примерно так же, как собака палки, обрубают научные исследования под абсолютно надуманным, с твоей точки зрения, предлогом – "Неоправданная концентрация возможностей", поневоле задумаешься. И согласишься на заговор. Разумеется, из самых правильных побуждений! И, конечно, не потащишь в заговор мальчика, сына сестры и умершего друга: рано ребёнку в помойку лезть, пусть сидит в гробницах, там чище. Забыв, что он уже не ребёнок, что интуиция зашкаливает, что готов за тобой куда угодно... да хоть в свет!
Не придётся.
"Несчастный случай при проведении полевых работ". Что может быть естественней? Если не догадываться, почти что – ЗНАТЬ. И паникующий дядюшка, трясущийся за свою, и так подмоченную, репутацию. Готовый записать племянника хоть в неодарённые, лишь бы – подальше, подальше! Лишь бы не заподозрили его самого. Горе, злость, бессилие.
Уйти, не хлопнув дверью. Начать с нуля. За несколько коротких лет получить имя, репутацию, элитный для неодарённого статус, наёмный отряд. Тебя не выдали, даже поняв, что ты одарённый: "Ну, мало ли у командира недостатков?!"
Добраться. Почти до вершины.
И в шаге от задуманного узнать, что это сделал кто–то другой. Не ради мести – ради власти. И тебе ничего не останется, кроме присяги удачливому конкуренту. Потому что ты в ответе за тех, кто с тобой. А они очень многое потеряют с твоим уходом – в мире, рассчитанном на одарённых.
Воевать. Воевать. Воевать. С теми самыми светлыми, что так любили говорить странное. "Положить с прибором" на эти разговоры – уж слишком они разнятся с реалиями войны. И однажды, поддавшись привычке доверять своим, с бодуна проснуться начальником столичного гарнизона при новом Тёмном Лорде, получив тот самый карт–бланш на "Археологию, и желательно всю!", что так хотел тот, кого ты никогда не называл лордом – только по имени. Потому что он не был лордом... и сейчас ты это понял.
Переход, завал, лестница, коридор, зал с просевшими потолочными балками... опять завал. Огромный, недавний. Тот самый.
Гробница, каких мало.
Нерукотворная.
Почти.
– Здравствуй, Сайшел! Я вернулся.
2. "Мы летим, ковыляя во мгле..."
Заран сновал по комнате, как по клетке: из угла в угол. Туда–сюда... спина согнута, взгляд исподлобья, плечи вперёд – типичная карикатура на тёмного одарённого. Он и был карикатурой – на брата, на чиновника, на лорда, наконец. Трясущаяся дрянь.
– У Сайшела с сестрой были общие счета, ты наследуешь матери, на первое время хватит. И не смей появляться на Коррибане! Не хватало мне только заговорщика в племянниках, и так завистники житья не дают! И запомни: ты – неодарённый!
Ну, да, ну, да... с неодарённого какой спрос, в Тёмные Лорды он не пролезет. А что вся семья из потомственной знати – генетический сбой, бывает. Таких отпрысков отправляют с глаз долой, побыстрее. Правильную легенду придумал дядюшка.
Вот только... противно–то как.
Так и понимаешь, что восемнадцать лет жил в резервации. Кабинетные учёные, полевые экспедиции, самый страшный конфликт – за право первой публикации. Ах, какие страсти кипели! Смешно... А за границей Долины Лордов – подставы, тронные игры, ликвидация конкурентов и просто неугодных. Тебе повезло и в этом: мать с отцом погибли от честного несчастного случая, а Сайшел с отцовым братом общаться не желал. Принципиально. Знал ему цену.
Теперь трусость Зарана спасает тебе жизнь. Убить племянника – признаться, что дело нечисто, что заговор действительно был, что ты о нём знал, но не доложил... а на счетах – деньги подпольных картелей, и немалые! Начнут копать – не остановишь.
А был ли заговор?! Не знаю. Меня не посвящали в грязь. Резервация...
– Заран, не мельтеши, я и так уеду. Скажи: что в этих слухах правда?
– А тебе зачем? – дядюшка презрительно оттопырил губу, – Мстить собрался? Кишка тонка!
– Знаю. Но я ведь любопытен... начну докапываться, грязь во все стороны полетит. Лучше сам расскажи, спокойней будет.
– Шантажируешь, щенок?! Я тебя спасаю...
– Себя ты спасаешь. Рассказывай.
– Ладно... Твой Сайшел у Тёмного Лорда бельмом на глазу был. Силища–то какая! А что в пирамидах безвылазно сидел, так не навсегда же! И призраки эти подозрительные... о чём он с ними говорил, а?! Не знаешь? И я не знаю! – Заран усмехнулся, – Посол республиканский кстати подвернулся. Ему твой археолог тоже поперёк горла: мало ли, чего вперёд них накопает? Вот они и сговорились. Идиллия, а?! Тёмный Лорд и Светлый Магистр! Один с Сайшелом на приёме парой слов перекинулся, другой на этом дело пытался состряпать. А не вышло, обвал устроил. Гробница есть, Сайшела нет!
– Интересссссно... – из горла вместо слов вырвалось шипение. – Я запомню.
– Запоминай, запоминай. Чтоб на всю жизнь запомнил: нечего тебе здесь делать!
Ошибаешься, дядюшка. Есть чего. Две головы в прицеле я точно увижу. Подойти бы только на выстрел.
На выстрел... не всё так просто. Коррибан живёт от покушения к покушению, защита от доморощенных мстителей отработана веками. Значит, надо стать тем, кто защищает – и ударить. Я теперь неодарённый? Отлично! Неодарённые подразделения – опора трона, потому что трон им не светит ни при каком раскладе. Осталось лишь стать тем, кто допущен "к телу". Элитой.
Всего–навсего...
Смешно.
* * *
И это они называют войной?! Пограничный конфликт с соседней системой из–за пограничной планетки? Без проблем живёт Каруна, раз уж это для них – всерьёз! А ведь действительно всерьёз. Карунский университет, как в лихие военные годы, собрал средства для постройки целой эскадрильи!
Двенадцать перехватчиков. По преподавательским расценкам – деньги немалые, по студенческим – невозможные. Однако, вот оно, объявление: конкурсный набор пилотов, университетским приоритет. Кажется, я здесь числюсь бакалавром? Ага, по совокупности публикаций. Чтобы попасть в элитный отряд, нужна репутация. Так почему бы ни заработать ёе здесь?
Комэска зовут Горинг. Единственный профессионал на всю эскадрилью. Послужной список с ракатанский манускрипт длиной, и такой же список не залеченных ранений. Тощий, жилистый, наголо бреющий остатки седых волос. Глаза... он сам–то верит в эту авантюру – бросать необученных "спидер–гонщиков" в бой?! Даже если это не бой, а так... что–то пограничное.
– Откуда вы родом, Борн?
– Коррибан.
Пауза.
– Одарённый?
– Нет.
Выдох.
– Какие машины пилотировали?
– Всё что угодно меньше крейсера.
– И в бою?
– Да.
Горинг кивает мне на кресло. Сам присаживается на диван, устало опирается на подлокотник:
– В таком случае, нас двое с боевым опытом на всё подразделение.
М–да...
– Мой опыт не сравним с вашим, комэск.
– Верно. Но хоть что–то. Я не могу воспрепятствовать этой авантюре, остаётся её возглавить. Энтузиасты хаттовы! Они собрались героически побеждать, а рискуют не героически помереть! Иногда я думаю: демократии бывает слишком много!
– Особенно на войне.
Он кивает:
– Состав эскадрильи набран, но согласно мед.карте, я могу претендовать на заменного пилота. Им будете вы. Добро пожаловать, Блэк–тринадцать!
– Блэк?! – мои брови взлетают вверх.
– Удивлены? – усмехается Горинг. – Это всё наши интеллектуалы, хатт их раздери! "Победа или Смерть", Чёрная Эскадрилья, "Мы летим, ковыляя во мгле"... Издержки образования.
– Скорее, издержки романтизма. Рад служить под вашим командованием, Блэк–один! – я встаю.
– Позвольте вопрос, пилот. От вашего ответа решение не изменится: вы мне нужны и вы приняты. Но всё же...
– Слушаю, лорд Горинг.
При слове "лорд" он дёргается, а я мысленно бью себя по губам: отвыкай!
– Каруна – нейтральная планета. Разрушит ли ваше появление этот нейтралитет? Я должен знать, к чему быть готовым.
– Ни к чему серьёзному, комэск. Я покинул Коррибан легально, как частное лицо.
– Благодарю, – Он улыбается. Я улыбаюсь в ответ, впервые со смерти Сайшела. – Добро пожаловать на Каруну, Эгон Борн!
* * *
Знаете, а это разгвоздяйство ещё и летало! И неплохо. Университетские мальчики и девочки, гонявшие на спидерах по узким улочкам Каруны, быстро поняли, что такое перехватчик. Стреляли, правда, из рук вон, но Горинга радовало, что точно так же не попадали в них. Счастье, когда пилоты не видят смерть вблизи, не каждый гражданский после такого нажмёт на гашетку. А на радаре – силуэт, мишень, переживать не о чем! Это давало шанс, пусть невеликий, сохранить эскадрилью малолетних энтузиастов в целости. Пока они не начали комплексовать. А там и конфликт закончится... простите, война. За невообразимо важное небесное микро–тело с какими–то ну совсем уж важными ресурсами, которых на каждом углу навалом!
Малолетних? Странно... многие из ребят меня старше, а ощущение, что попал в детский сад. Год назад я был таким же – за широкой спиной Сайшела. Сейчас здесь две широкие спины: Горинга и моя.
Заменный пилот, как же! Каждый второй вылет мой, если не каждый первый. Сначала Горинг присматривался, потом задумался, потом вызвал на разговор:
– Ты всё–таки одарённый?
– Официально – нет.
– Понял. Летай.
И всё. Никаких вопросов, никаких опасений. Повезло мне с комэском.
Как выяснилось, ему со мной тоже повезло.
Пилотаж – дело молодых. Зрелые асы выезжают на мастерстве и опыте, но никакой опыт не компенсирует запредельных перегрузок, раз за разом обрушивающихся на организм. С прошлой карунской, по–настоящему серьёзной войны прошло сорок лет... страшно спросить Горинга о возрасте.
Это был обычный патрульный вылет. Но беда не смотрит, в кантине ты или в кабине. Машина комэска клюнула носом и сорвалась в беспорядочное падение, почти в штопор. "Горинг!" – крикнул я. Нет ответа – и безвольный, поникший силуэт под блистером.
Он же не сядет сам!!!
Значит, мне.
Держи его машину, археолог! Смог удержать свод гробницы, сможешь и это! Глаза залило красным, в ушах моторный рёв, одна рука вцепилась в штурвал, другая ладонью к падающему перехватчику – держииииии! До земли совсем немного, лишь бы не скапотировал, лишь бы сел – хоть на брюхо, хоть как! Ещё чуть–чуть... внизу нет строений, хорошо... какое–то поле... неровное... неважно, держи! Рывок привязных ремней... это же его ремни?! – ещё рывок, ещё! Сел, всё...
...как садился сам, не помню. Очнулся в госпитале. В звании комэска.
* * *
Летать Горингу запретили. Окончательно. Экс–комэск возглавил наземную службу космопорта, но для Чёрной Эскадрильи он навсегда – Блэк–один. Злополучный конфликт разрешился дипломатическим путём: высокие стороны договорились считать его "пограничным инцидентом". Пилоты? Кто как. Одни вернулись в университет, другие решили остаться в звёздной авиации. Перехватчики законсервировали и отдали Горингу на хранение – до худших времён. А я получил гражданство Каруны. Почётное. О согласии меня не спрашивали: в реанимации как–то несподручно.
Ничего себе, заработал репутацию! К Коррибану с ней и на парсек не подойти! Придётся начинать сначала, в наёмной пехоте. Горинг, как услышал, в лице изменился: "Эгон, зачем?!" Я рассказал. Он долго молчал, потом спросил: "Ты уверен, что тебе это надо? Месть никого никому не вернёт. Прошлое прошло, Блэк–тринадцать. Живи!"
Наверное, он был прав. Но... нет. "Когда всё закончится, приеду и расскажу" – пообещал я. Он хмыкнул: "Буду ждать!"
P.S.
Я приехал.
И рассказал.
Но получилась совсем другая история!
Мы сидели над трупом терентатека. Я больше не скрывал своей одарённости, он – своего ранга. Бессмысленно: бой выдал нас. Отставший отряд пробивался сквозь завалы, но после негромкого оклика: "Всё в порядке!" – продвижение ощутимо замедлилось. Ещё бы! Рухнувшие перекрытия навалены до сводов пещеры: чихнуть страшно, не то, что взрывать.
– Магистр, наш договор ещё в силе?
– Да, лорд.
– Почему? Вы и ваш отряд против меня одного...
– Я привык держать слово, – собеседник улыбнулся, – Но это не избавит вас от моего пристального интереса. До расставания. И далее.
– Не сомневаюсь.
– Так, может быть, с нами...
– Нет. К моему счастью, слово вы сдержите – и сколько–то форы у меня есть.
– Есть. Жаль.
Мы замолчали. Со сталактитов капала вода – кап, кап – размеренно, как в клепсидре. От завала доносилась сдержанная ругань.
Точно такой же завал свёл нас вместе: я знал дорогу к выходу, они могли её расчистить. Когда планету трясёт, как в эпилептическом припадке – какие уж тут исследования! Мы выйдем и разойдёмся. Надеюсь, навсегда.
– Интересные у мироздания шутки. Если бы не терентатек...
– Ушли бы "неодарённым"? Верно. Но я бы всё равно вас запомнил.
– Как одного из археологов? Сколько угодно!
– Как одного из немногих, сумевших сюда проникнуть. Но не только.
– Значит, терентатек в этой цепочке случайностей не крайний?
– Случайностей не бывает, лорд.
Опять эта светлая патетика!
– Если бы вы знали, сколько раз я слышал эту фразу! – я усмехнулся. – В вашем исполнении она хоть не пафосна.
Он задумался. Чуть прищурил левый глаз. Интересная манера... снайпер? Необычно для одарённого.
– Давайте порассуждаем. В этих катакомбах нет ничего военно–прикладного. Только история.
Это известно многим. Почему вы здесь, а не на том же Зиосте?
– Мне интересно.
– Первая не случайность: это не задание начальства, не поиски "абсолютного оружия". Это интерес, выработанный вашей прошлой жизнью, заточенной не под войну, что бы там ни было. Верно?
Я кивнул.
– Дальше. Наша встреча в подземелье. Вы могли представиться растерянным учёным, и при первой же возможности исчезнуть. Шанс выйти в одиночку, какой никакой, но был. Вы пошли на контакт. Почему?
– Больше шансов выжить.
– У нас тоже. Не было желания похоронить чужой отряд под обвалом?
– Зачем?
– Вот именно. Вторая не случайность: отсутствие враждебности. Мне кажется, вы умеете ладить и с одарёнными, и с неодарёнными. Я ошибаюсь?
– Нет.
Теперь кивнул он. Провёл рукой по лицу... устал. Терентатек серьёзный противник, в одиночку я бы не справился. А магистр? Не знаю.
– Продолжим. Это не первый бой на маршруте, и вы участвовали в каждом. Наравне с профессионалами из отряда. Странновато для обычного археолога, согласны?
– Об этом я не подумал.
– Знаете, почему? Вы привыкли доверять соратникам и отвечать за них. Необычно для высокопоставленного имперского... подданного.
Знакомое клише! Я чуть не расхохотался:
– Магистр, это несерьёзно! Будь мы ранкорами–одиночками, давно бы вымерли! С кем вы воевали всё это время?!
– С ранкорами, умеющими сбиваться в стаи. Против внешнего врага. Не будь нас, перегрызётесь. Впрочем, – прервал он сам себя – неважно, насколько я прав. Важно, насколько нетипичным показались мне вы. А терентатек лишь поставил точку.
С потолка капает вода. Кап, кап... как в клепсидре. Сколько можно мотаться по развалинам в одиночку? Нарвусь ведь. Заберу отряд с Коррибана и осяду на Каруне. Официально. "Нейтральная база"... почему нет?!
Кап, кап... Я мог выбрать другую планету, но случись на ней подобное, повёл бы себя точно так же. Наши действия – следствия нашего характера, слепленного, как фермерский пирог: год за годом, слой за слоем. Из мелочей. И кто–то, напившись до зелёных хаттов, читает стихи кантинным твилеккам. А кто–то уходит в подворотню с ножом. Однажды его затравят, как бешеного зверя... случайно?
Случайностей не бывает. Потому что не случайны мы.
Пещеру заливало с каждым приливом. Потом ледник растаял, и гробница окончательно стала подводной. Суша отступала и отступала, на поверхности океана не осталось даже островка. О гробнице забыли.
Однажды на заштатный полуисследованный шельф прибыл археолог–лингвист Рикар Пареши. Блэк–три, если кому интересно.
Рикар неодарённый. Но общение с одарённым мной и экспедиции в галактические гребеня даром не проходят. Что на шельфе что–то неладно, он понял сразу. Угадайте с трёх раз, кого он туда позвал?!
"Могила тёмного – проклятие планеты". Так говорят... преувеличивают, как всегда: страх плохой советчик. Но рациональное зерно в этом есть.
Гробница может быть опасна, если в ней неупокоенный призрак.
О Белой Леди я уже рассказывал. Хранительница нуждалась в энергии, и получала её любыми доступными способами. В данном случае людоедскими. Не буквально, конечно, но жертвам энергетического вампира от этого не легче. Дама была прямолинейна, как топор, на шельфе же творилось нечто иное.
Аборигены двигались как одурманенные. Хозяйства заброшены, рептилии не кормлены, водоросли в кучу. Год назад всё было в порядке, а тут... Ни дать, ни взять – садок со снулой рыбой!
Первым делом я взялся за планетарные архивы. Ничего. Потом за местные легенды, без Рика я бы их не осилил. Выяснилось, что сонное царство наступает на шельфе каждые семьсот пятьдесят шесть местных лет. Когда отступает вода.
Вот это календарь! Ничего себе память у аборигенов!
Когда отступает вода... местный парад планет (вернее, планетарных спутников) наступит со дня на день. На поверхности загадка разгадана – но что там, внизу?!
Современные скафандры тяжелы и неудобны, поэтому я решил ограничиться респиратором. Вода отличный изолятор, и что бы там под ней ни было, для серьёзного воздействия на шельф слой воды должен быть очень тонким. Может быть, нырять вообще не придётся – на поверхности океана уже показался островок.
* * *
Ил. Песок. Кораллы. Холмы... нет, горы песка, ила, кораллов и ещё какого–то мусора!!! Расщелина забита ими под завязку – как тут что–то искать?! Но я на месте: все чувства, даже несуществующие, орут об опасности. Ни в одной гробнице такого не было!
Сканирую дно. Оно искусственного происхождения – это крышка саркофага. Но распечатать его нет никакой возможности. И не хочется, если честно.
Хочется сбежать.
Если открыть гробницу не получится, её следует покрепче закрыть. Залить изолирующим составом, обрушить скальный массив... жаль, что нельзя в ней покопаться – несмотря на мандраж, любопытство моё никуда не делось. Но Рик этого не поймёт, а аборигены тем более: если саркофаг так излучает сейчас, что будет, когда я его вскрою?!
– Ссссссс....
Оборачиваюсь. Очень быстро, чуть не падая. Да, нервы ни к хатту!
У выхода из пещеры стоит призрак.
Он выше меня раза в полтора, и в два раза массивнее. Тяжёлые надбровные дуги, костяные наросты надо лбом. Ещё одни, витые, за ушами. Уши острые. Закутан во что–то вроде туники и плаща одновременно. Оружия не видно, кисти рук в тяжёлых перчатках по локоть.
– Ссссаршшш–кааа....?
Это вопрос? Не понимаю. Рикара бы сюда – мелькнула нездравая мысль и исчезла. Я демонстративно пожал плечами.
– Кто такой? – это не голос, это мысленная речь. И тут же попытка сканирования. Ну, этим меня не удивишь, сколько лет закрывался! Я даже успокоился немного...
– Учёный.
– Одарённый?
– Да.
– Повелитель? – Призрак всматривается.
– Нет. Лорд.
– Есть Повелитель и есть Лорд?! – Призрак удивлён.
– Лорды. Да, конечно. Невозможно со всем справиться одному.
– Я ПРАВИЛ ОДИН!!!
Голос призрака гремит, сокрушая стены пещеры. Аж камни посыпались.
– Я ПОВЕЛЕЛ, И РАБЫ ПОСТРОИЛИ МНЕ ГРОБНИЦУ!! Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРАВИТЬ ВЕЧНО!!!
Сейчас обвал будет. Хммм, "должен был"... Как можно править из гробницы?!
– И давно?
Он задумался. Пошевелил губами.
– Двести шестьдесят пять циклов назад.
– Двести тысяч лет?! – кажется, с лицом я не совладал, – Вы ЭТОГО хотели, Повелитель?!
– НЕТ!!! – Точно камнями завалит. И буду я с этим... громовержцем мокнуть до самой вечности. Я поспешно отодвинулся.
– Я ХОТЕЛ БЕССМЕРТИЯ! А ОНИ... они...
– Что "они"? И кто?
Призрак замолчал. Надолго. А когда заговорил, голос его был усталым и хриплым.
– Они не хотели править. И умирать не хотели. И подчиняться. Они бежали, но пришли, когда я умер. Перекрыли вход. Ключ–камнем. Я не мог выйти, никуда не мог выйти, двести тысяч лет, ДВЕСТИ ТЫСЯЧ!!!
Ох... дааааа. Ни сбежать, ни повеситься.
– Где этот ключ?
– У порога... – призрак слабо махнул рукой.
У порога? А где тут порог? Всё илом занесло, за столько–то лет!
Не получается глазами, посмотрим иначе. Я встал на колени у входа в пещеру, потянулся сквозь наслоения, глубже, глубже... так... ил, песок, кораллы, какие–то обломки... Есть!
Он был вплавлен прямо в скалу. Прозрачный кристалл неправильной формы, я никогда не встречал таких. Ни достать, ни сдвинуть с места его не удавалось Ладно, не так, так эдак – я потянулся к структурной решётке.
Удар!
Меня отбросило от порога вон из пещеры. Я лежал на спине, приходя в себя и восстанавливая дыхание. Призрак застыл на пороге. Где–то подо мной, на грани слышимости, заплескалась вода. Пора уходить, гигантский отлив скоро закончится. Ничего, теперь дорогу знаю, разберусь постепенно с этим камушком!
– Мне пора, Повелитель, – я поднялся – с наскока эту проблему не решить.
– Уходишшшшшь...
– Да. Начинается прилив.
– Ззззайди... тут кое–что... для тебя.
Из гробницы? Раритет? Исследователь во мне просыпается мгновенно. Может, и летописи какие найдутся? Поспешно делаю шаг – и спотыкаюсь на пороге.
– Что ты зассстыл?! ИДИ!!!
Глаза. Его глаза! Едва взглянув в них, я отшатываюсь – а потом ещё и отпрыгиваю!
В них сама смерть.
Двухсоттысячелетняя.
Я развернулся и побежал.
* * *
– Рик, аборигенов надо переселять.
– Всё так плохо?
– Ну... не так. Семьсот пятьдесят лет у них есть.
– А сделать ничего не сможешь?
– Те, кто вплавили это в камень, сильнее нас на порядок. Или у них другая физика. В общем, через ключ не пройти. Но я подумал...
– Что ты подумал? – Рикар смотрит тревожно.
– Можно пробить скалу.
– И выпустить... этого?!
– Ну, да. Он уйдёт, шельф останется.
– Он же тебя убить хотел! – Пареши вертит пальцем у виска, – А ты его спасать собрался?!
– Не убить. Задержать. Двести тысяч лет одиночества, Рик! Я себе такое даже представить не могу...
– Он сам этого хотел – нахмурился Рикар. – "Я правлю один, остальные рабы, кто не спрятался, тот умри..." – и через паузу – Кафа хочешь?
– Хочу... Рик, он уникален! Как ископаемое. Звероящеры вымерли, и предки ранкоров, и банты эти хоботастые...
– Ага, их всех угробили разумным коллективом!
– Его тоже.
– Ты имеешь в виду "их"?
– Угум. Знаешь, мне показалось, что на пороге я споткнулся... о кристалл.
– Он же под илом!
– Да. А ещё мне казалось, кристалл на меня смотрел. Словно оценивал: из пещеры меня выбросить – или наоборот, в пещеру. К звероящеру в компанию.
– Нич–чего себе! – Рикар бледнеет, – Пойду–ка я каф варить, всё равно теперь не усну.
Каф у Пареши скверный. Я бы его разбавил лумом, но лума нет. Такую отраву здесь только я пью, чтобы в кучку собраться. Мысли крутятся в голове невесёлые, в основном о вреде бессмертия и горнопроходческих работах в океане.
– Тебе его жалко?
– А? – я не сразу понимаю, о чём речь.
– Ну, этого...
– Нет, не жалко. Да он и оскорбится на жалость. В его словаре это для рабов. Пожалуй, я ему сочувствую. Представил себя в этой пещере... брррр!
– Ага, это "брррр" он тебе чуть не устроил!
– Так не устроил же...
Пареши молчит. Потом усмехается.
– Знаешь, командир, что меня в тебе поражает? Ты ни хатта не боишься! Для тебя выпустить... этого, словно зверюшку из клетки освободить, пусть бегает! А вот я его боюсь. За себя боюсь, и за местных тоже. Он вырвется и опять попытается править!
– Рик, он призрак. Скорее всего, просто развоплотится.
– А если нет?! Если нет...
Жил да был на свете Самый Сильный Ранкор, все самцы его боялись. Если не за себя, так за самок и детёнышей. Ведь наши привязанности – наша уязвимая точка. А нет привязанностей, и ты неуязвим!
"Если с другом буду я, а ранкор без друга..." Ну, вы поняли: "Угробили разумным коллективом" (с) – доцент Рикар Пареши. Если я его выпущу, и он опять захочет править, останавливать его придётся мне. Вместе с Рикаром, эскадрильей, карунским спецотрядом... да мало ли к кому я ещё привязан?! И если кто–то из них погибнет – я сам себя съем!
– Рик, ты прав. Уезжаем. Переселяй своих аборигенов. И... с какого бодуна тебе сказалось, что я ни хатта не боюсь?!
Сначала он отправил меня за водой к роднику. Речушка, протекавшая в пещере, брала своё начало оттуда же, но... "Это не то!" Возможно, ему просто нравилось гонять туда–сюда с чайничком официального противника.
Затем пришёл черёд жаровенки: "Вам положено лучше нашего обращаться с пламенем, нет?" Я усмехнулся и разжёг огонь без единой спички, по вчерашним углям. Он хмыкнул. Завис над полом в "лотосе"...
И начался Ритуал.
К этой пещере я шёл наудачу. В светлых захоронениях редко найдёшь что–то интересное – раз "нет привязанностей", нет и посмертных артефактов. А если погребение огненное, то и тела нет. И призраков нет: светлые в своих гробницах не задерживаются... да и не гробницы это вовсе. Так, пара памятных камней. Но аборигены уверены, что в пещере время от времени появляется призрак. И я решил проверить.
Пока добрался, стемнело. Пещерка неглубокая, днём в ней, пожалуй, даже светло – значит, днём и обследую. Я зашёл внутрь, разжёг нодью, перекрывая вход (для тепла и от местного зверья), и проспал без сновидений до утра. Никто меня не потревожил.
А наутро я обнаружил стазис–поле.
Нич–чего себе скромная захороночка! Стазис–технологии настолько же редки, насколько и не изучены. И вся эта научно–архаическая мудрость гордо прикрывала собой... большой керамический чайник! И ещё два поменьше. Несколько неровно вылепленных чаш. Подставку в виде плоской рыбины. Какие–то свёртки. И тому подобную ерунду.
Сказать, что я был ошарашен – значит, не сказать ничего. В полном отупении я просунул руку сквозь слабо мерцающее поле. Руку защипало.
– Молодой человек, осторожней с посудой!
Я нашёл набор для чайной церемонии.
* * *
Чайный мастер был из тех легендарных времён, когда первых Отступников уже и след простыл, а про Тёмную Империю никто ещё не слышал. Не воин, философ. Теоретик, исследующий Силу. И одно из её проявлений – стазис–поле.
В ответ на посыпавшиеся из меня вопросы он лишь лукаво улыбнулся: кто же поделится секретом с противником? Старичок был любознательным и шустрым, что творится в галактике, представлял хорошо. Даже слишком. Но в утешение обещал меня удивить. И отправил за водой.
Чашки, чайники и ложечки левитировали передо мной с хаотическим изяществом. Что–то булькало, переливалось, помешивалось. Смысла этого мельтешения я не понимал. А призрак висел в "лотосе", скрестив руки на груди, и с ехидством на меня поглядывал. Я тщетно пытался сделать выражение лица безразличным. Наконец действо приостановилось: средний из чайничков, только что залитый кипятком, завис над рыбообразной штуковиной. Как оказалось, полой внутри.
– Первая порция – Великой Силе! – торжественно произнёс призрак и вылил кипяток на подставку.
– Кхгм... а ей не всё равно?! – я чуть не поперхнулся.
– Ей? Разумеется, всё равно! Но не всё равно нам.
– А, ритуал... – я улыбнулся.
– Разумеется. А что вы разумеете под этим "а"?
– Ну... я не склонен к ритуалам.
– Но каф вы варите, я вижу?
– Да.
– И каким же способом?
– "Вкусно и быстро". Медленно предпочитаю его пить, – я задумался и уточнил – Не очень медленно, а то остынет.
Опорожненный чайничек был аккуратно залит новой порцией кипятка. Прямо по старой заварке.
– Торопитесь? Да, вы живёте на войне.
– Я не о фронте. Там некогда.
– И я не о фронте. Вы превратили свою жизнь в войну. Не только вы, но и мои... хммм... коллеги. Тёмные одарённые живут так, словно вырвались с передовой в самоволку: "Один день, да мой – завтра может не быть!" А светлые превратили свой быт в казарму. Даже на чай не отвлекаются... – мастер неодобрительно покачал головой – Сплошная утилитарность! Вы забыли, что войны ведутся не ради процесса, но ради результата. Мира, лучшего, чем довоенный – пусть только для одной из сторон. Что, кстати, тоже опрометчиво: не залеченные раны склонны воспаляться.
– А старые проблемы – возвращаться?
– Именно. Противнику должно предоставить приемлемые условия существования, не позволяющие, однако, накопить силы для реванша. А ещё лучше, если о реванше он и не задумается.
– "Вчерашний противник завтра станет вашим торговым партнёром, а послезавтра союзником"?
– Сами додумались?
– Нет, где–то прочёл. Не помню, где. В окопах я читал бессистемно. Но для войн одарённых это не подходит: слишком различны устремления.
– Уверены? – призрак улыбнулся – Мы с вами пьём чай...
– ...потому что нам делить нечего. И не о чем спорить: вы не мешаете жить мне, я – существовать вам. А если бы мешал?
– При абсолютной невозможности совместного существования противник должен быть полностью уничтожен. Раз и навсегда.
Ого! Я, кажется, решил, что он не воин? Ошибся.
Глаза призрака похолодели, взгляд расфокусировался. Чайный мастер видел что–то, недоступное мне... с кем он воевал в его "мирное" время?!
– Кого вы уничтожили "раз и навсегда"?
– Это уже неважно, – призрак вздохнул. – Давайте пить чай.
* * *
– Вернёмся к ритуалам, не возражаете? – мастер опять усмешлив и благостен. Созерцание чаепития подействовало, не иначе: я выпил целых три чайничка его творчества и не отказался бы ещё.
– Не возражаю. Вы говорили, что это нужно нам.
– Наши действия во многом инстинктивны, не правда ли?
– Не спорю, но при чём это...
– Не торопитесь. Инстинкты бывают врождённые и наработанные, верно?
Я кивнул.
– Вы ведь историк, я не ошибся? Вы должны иметь представление о древнем оружии.
– В общих чертах.
– Этого достаточно. Огнестрел заряжался в несколько этапов: пыж, порох, пуля... И не дай Сила ошибиться! Но потом была придумана замена.
– Унитарный патрон.
– Именно! Не надо было думать, сколько отмерить пороха, какого калибра взять пулю. Достаточно знать: для этого огнестрела годятся вот эти заряды. И всё!
– То есть, ритуал – это верное для данных граничных условий действие, совершаемое автоматически? А если сменятся условия? Например, калибр ствола?
– Придётся снова перейти на пороховницы и пыжи...
– ...если до этого не ошибся. Фатально.
– Мир несовершенен, – улыбнулся чайный мастер. – Но именно так он и развивается. Методом проб и ошибок.
С ним было очень просто молчать. Я пил уже шестой чайничек. Уходить не хотелось. Но вечерние тени подбирались от входа в пещеру к нашим ногам. Я поднялся.
– А всё–таки, мастер, скажите, что за дело Великой Силе до первой заварки?
Чайный мастер заговорщически подмигнул:
– Запомните! Обдав кипятком свёрнутые листья, мы раскручиваем их. И следующим порциям они передадут весь свой букет.
– Однако... "На тебе, Сила, что нам не мило!" Призрак с усмешкой посмотрел на меня, такого бестолкового:
– Конечно! Вы же сами сказали, что ей всё равно!
25.03–28.11.2008.
С Великой Карунской войны прошло полвека, прошедшие её победители жили так, словно заново выиграли в саббак военную молодость – и сгорали один за другим. Горинг всё чаще отмечал памятные даты в одиночку: своих не осталось, а с другими не хотелось. Когда, сорок лет спустя, появились "блэки", стало легче. Окончательно прекратил сольные поминки экс–коррибанский, а ныне карунский спецотряд, почитавший комэска живой легендой. Но Горинг быть легендой категорически не желал.
Ах, да... я легализовался. Профессор Борн, археолог, карунский университет. Видели бы вы при этом лицо магистра Тосокори!
Для начала команда сварганила нечто ностальгическое из конденсата системы охлаждения. Я сказал, что это пить не буду. Ни за что! Тогда они пообещали сварить компотик лично для меня. С ягодками. Я сделал вид, что обиделся – и пусть жарят мясо сами. "Это шантаж!" – объявили мне. Да, сказал я, шантаж. Шантаж мне по штату положен, вместе с коварством, злобой, неблагодарностью и далее по списку. В ответ раздался издевательский хохот. А Горинг залез в сейф, достал бутылку коллекционного вина и объявил, что для него и оно компот. Я глянул на дату выработки, судорожно сглотнул и понял, что мясом на скорую руку не отделаюсь.
В Калишарском нагорье произрастает редкая пряность. За её цену хатт повесится, но я–то платить не собирался. Подумаешь, сбегать наверх и обратно – не "семитысячник"!
Почему пешком? Летать там невозможно, туман хоть ножом режь, ни один радар его не берёт. Скалы, расселины, неучтённые воздушные потоки... в общем, ножками–ножками! И одарённость на плато не работает.
Для подъёма я выбрал каменную осыпь, свободную от растительности. Обломки мягкой породы проседали под подошвами, но утянуть вниз не норовили, и я бодро топал сквозь туман, распугивая окружающую живность. Из–под ног метнулась в сторону рептилия, я от неожиданности шарахнулся в другую. Осыпь дрогнула, но выдержала. Я схватился за колючую ветку, та впилась в ладонь и была с шипением послана к хаттам. А за кустом обнаружилась не заметная с тропы расселина.
На белые звёздочки местного бессмертника я набрёл почти у вершины. Вид оттуда открывался сказочный: туман под ногами океаном, всплывающие рифами скалы, прозрачное бездонное небо. Я нарвал астериксов с запасом, чтоб и на букетик хватило, и этим проглотам в жаркое, бережно упаковал добычу, посидел немного на холме и начал спуск.
Через двадцать шагов я понял, откуда такие цены.
Дружелюбная на подъёме осыпь радостно посыпалась вниз, норовя утащить за собой на скалы поострее. Сапоги проваливались по щиколотку в жёлтую пыль, забившую рот до невозможности дышать.
Глаза слезились, равновесие держаться отказывалось. Я уже начал идти по краю, вцепившись в колючки, но тут вспомнил о расселине. Кажется, она вела вниз?
Она вела вниз.
* * *
Виток, другой, третий... тропа оплетала гору свёрнутой в кольца верёвкой. Низко над головой смыкались ветви, наверняка меня не видно с воздуха. Судя по вбитой в землю траве, здесь полно зверья, и оно не штурмует гору в лоб, словно залётный приключенец с замашками неумелого скалолаза!
Прогулка оказалась даже приятной. Я перепрыгивал мелкие промоины, перебегал по брёвнам ущелья, зачёрпывал ладонью воду из ручьёв. И у небольшого водопада неожиданно наткнулся на дольмен. Рядом со стволом засохшего дерева, сплошь увешанного рваными полосами ткани.
А место–то посещаемое! И непростое: я уже начал что–то чувствовать, одарённость возвращалась. Сильнее всего тянуло от крайнего, отдельно стоящего валуна. Значит, мне туда!
За валуном обнаружился ещё один, в форме чаши, залитой водой по края. Казалось бы, ничего необычного... но валун стоял вертикально. Вода тоже. И в этой зеркальной глади, попиравшей все законы физики, отражалась моя изумлённая физиономия. Нет, не совсем моя... старше.
– Чего смотришь? – заявило зеркало.
– Эээээ... – я сел на траву.
– Что "э"?! Пришёл, так говори, куда возвращаться будем?
– Возвращаться?
– На год назад, на два, на десять... что поменять хочешь?
– Поменять? В прошлом?!
– Ну, не в будущем же! Его ещё нет, не знал?
– Как–то не задумывался.
– Не задумывался... все вы не задумываетесь! Молодым кажется, что жить им ещё долго, всё успеют. Старым платить жалко, дни поштучно считают. А мне из–за вас впроголодь жить?!
– А чем тебе платят?
– Годами, конечно! Насколько назад, столько и отдай.
– Недёшево.
– Зато проживёшь, как хочешь, а не как сложилось. Ошибки исправишь...
– Со вчерашними мозгами? Это вряд ли!
– Прошлый опыт никуда не денется. Решения будешь находить инстинктивно, – теперь зеркало говорило напористо. – Показать?!
– Бесплатно?
– Разумеется. Смотри!
И я увидел.
Коррибанский тронный зал. А на троне – кто бы мог подумать?! – восемнадцатилетний Лорд Борн! Дёшево покупаешь, зеркальце...
– Не торопись! Ты убил Тёмного Лорда, чтобы спасти Сайшела.
Пауза.
– Мне удалось?!
– Конечно! Ты же не мог вечно вытаскивать его из–под завалов? Пришлось убрать заказчика.
Хммм... логично. Я бы так и сделал. А потом удрал. Кому нужен трон – деритесь!
– И что дальше?
– Дальше – за плату. Показывать?
– Не торопись. Я думаю.
Итак, меня угораздило занять трон. Без поддержки на нём не усидеть, а её у меня не было, у Сайшела тоже. И сбеги я хоть тотчас же, убивать всё равно будут: победивший узурпатора лидирует в драке за титул. Значит, чтобы выжить, Тёмным Лордом придётся стать. Всерьёз. Чтобы им стать, нужна поддержка, а её нет. Придётся бежать, но тогда нас убьют... вьётся, вьётся верёвка–мысль кольцами вокруг горы... тупик. Нет выхода.
Но... предположим: мне удалось. Что дальше? А ничего. Я не Марка Рагнас и не Экзар Кан. Один из ряда Тёмных Лордов, строчка в истории, тире между датами, не хуже и не лучше других. Будет жив Сайшел – надолго ли? До его республиканских недругов не дотянуться. Но точно погибнет Горинг. Следом за ним перебьют "блэков" – некому будет научить их воевать. Разменной монетой ляжет мой отряд в пограничных стычках. Превратится в "растение" Киатара. Умрёт от заражения крови Виджет Илер. Вымрет пара никому не нужных племён на заштатных планетках – какая ерунда в масштабах Вселенной! И не будет в моей жизни ни Рикара, ни Шерна, ни Санши...
* * *
Шерн, десятый из "блэков", потомственный мандалорец, носил лётный шлем даже в столовой. Мол, традиция. Но есть в шлеме неудобно, и традицию приходилось нарушать. А когда в наше звено перешла сестра Рикара Санши Пареши, традиция пискнула и умерла без надежды на воскрешение. Впрочем, Санши было не привыкать перекраивать мир по–своему. Меня она заново научила смеяться.
Война войной, а премьера премьерой. Университетский театр задумал ставить древний водевиль с банальнейшим сюжетом: юные влюблённые против самодуров–родителей и престарелого жениха. Но был там совершенно потрясающий вставной номер: песня и танец прекрасной кочевницы. Никто не удивился, когда эту роль предложили восходящей университетской звезде вокала, по совместительству "блэк–восемь".
Вечером накануне премьеры заплаканная Санши выдернула нас из кантины с криком: "Ребята, выручайте, всё пропало!" Оказалось, танцевальная труппа, изображавшая кочевье, снялась со спектакля, поссорившись с режиссёром. А без подтанцовки номер невозможен, ну никак! "Ребята, выручайте, а?"
Мы ошарашенно переглянулись. Танцевать не умел никто.
Медленную часть отрепетировали прекрасно: Санши пела, а мы изображали повозку. Каждый из нас мог пронести девушку по сцене десять раз на одной руке, а втроём тем более! Но тут наступило время танца.
Шерн неуверенно огляделся и в один мах провел классический "ногой с разворота в корпус". "Пойдёт?" – с надеждой спросил он у Санши. Та закусила губу. Рикар вздохнул и сел на прямой шпагат. Санши побледнела. Все посмотрели на меня. Я сделал шаг назад и спросил: "А можно я просто так постою?"
"Нельзя на сцене стоять просто так, если ты не мебель!" – закричала Санши. "А у кочевников нет мебели! У них даже брёвен нет!! Они навозом топят!!!" – последнее относилось к Рикару, оживившемуся при слове "бревно". Мы загрустили.
"Может, сценку поставим?" – неуверенно предложил Пареши.
Сценку, сценку... а это мысль! Есть прекрасная кочевница, есть её брат, и в придачу два соискателя руки и сердца, токующих перед избранницей и соперником. Мы умеем драться – вот и поставим драку!
Номер прошёл на бис.
Три раза.
В первый раз нас вызывали, восхищённые необычностью трактовки. Второй раз – когда поняли, что драка не постановочная: мы импровизировали на ходу. В третий раз Санши петь отказалась. Ещё бы, партия сложнейшая, певицам её на терцию повышали. Мы вышли, поклонились – и удрали из театра. Шли по ночному городу, хохоча в три горла. Санши в этом безобразии не участвовала, берегла связки. Но улыбалась до ушей.
* * *
А НЕ ПОШЛО БЫ ТЫ, ЗЕРКАЛЬЦЕ, В ДОЛЬМЕН!!!
Головокружение. Тьма.
* * *
Дёргающая боль в ладони – там, куда вонзился шип. Во рту железистый привкус. Отравление? Аллергия на жёлтую пыль? Кислородное голодание? Не знаю, мне нужно вниз...
Я стоял, вцепившись в колючие ветки у входа в расщелину, и судорожно прижимал к груди пакет с астериксами.
10–01–2009
Камни и стены, мир под ногами,
Ветер над нами, ветер над нами,
Солнце пылает над головами,
Устаёт.
Время приходит, дверь отворяют,
Ветер гуляет, ветер гуляет,
Под каблуками бьётся и тает
Лёд, лёд, лёд.
Время не властно над снегопадом,
Над водопадом, над звездопадом.
Время пыталось: так, мол, и надо,
Всё пройдёт!
Алое пламя в чёрном камине,
Были иные – живы ли ныне?
Всё догорает. А на равнине
Лёд, лёд, лёд.
Время привыкло не торопиться.
Сколько не спится? Только б не спиться!
Время уходит с каждой частицей
Сквозь песок.
Только однажды так происходит –
Кто–то приходит, что–то приходит,
Кто–то чужие судьбы находит
Между строк.
"Между строк"
Храм Танцующих Змей. Возведён на месте более древнего строения. Привлекателен для исследования, привлекателен вообще. Кажется, змеи–колонны движутся, медленно–меееедленно. Как в спячке.
Что храм отбирает энергию, понял только на выходе. Выходил, шатаясь.
Там меня и окликнули: "Стойте!"
Чужой отряд. Я побежал.
По болоту.
* * *
Погоня отстала, остался только предводитель. Бежать я уже не мог, оставалось драться. Драться я тоже не мог, но не сдаваться же?
Обернулся.
Преследователь стоял с активированным мечом, нападать не спешил. Почти не запыхался – конечно, он же не был в Храме!
– Стойте. Нам надо поговорить.
– Слушаю вас.
Ноги вязнут в топкой грязи, куртка отяжелела, дыхание сбито. Пусть говорит, хоть восстановлюсь чуть–чуть.
– Храм возведён над роршским щитом. Щит закрывает бездну. Что–то просочилось снизу, отсюда и архитектура. Она пластична. Завораживает, правда?
Теперь я его узнал. Когда–то мы встретились в рушащихся катакомбах, и разошлись мирно. Драться сразу расхотелось.
– Вы?
Он кивнул.
– Присядем? Я разведу костёр.
Оставалось только согласиться, ноги не держали.
* * *
– Щит... он из тех времён, которые принято считать даже не легендарными. Рорс тоже считают легендой...
– А разве нет?
– Ваш город, Со–Ресс. Как думаете, что это означает?
– Не знаю.
– Со Ресс. Или Рершс. Диалектное "роршс". "Против рорсов". Мы с вами давние противники, ярл, – он улыбнулся. – Моё имя Дерк.
– Эгон.
– Я знаю. Вы не торгуете артефактами повышенной опасности...
– Вообще б не торговал, но финансирования не дождёшься!
– Угум. Я покажу вам, что под щитом. При условии, что больше вы туда не сунетесь. Это проще показать, чем объяснить.
– Согласен.
Да–да, любопытство раньше меня родилось!
* * *
Нижний храм похож на операционную. Чисто, гулко, отливающие синевой стены. Контур люка на полу... хоть бы листик валялся!
– Это технический уровень, – Дерк, кажется, понял мои мысли. – Ничего лишнего.
– Вазочки не хватает. С веточкой.
– Здесь нельзя веточек. Ничего нельзя. Увидите сами.
Люк отъехал в сторону.
* * *
Жаркий, влажный клубок змей, без конца и края.
Магма... нет, протоплазма!
Жрать! Жрать! Жрать! Жрать...жрать...жратьжратьжратьжрааааааа!!!
– Ааааа! – меня отбросило в сторону. Люк закрылся. Дерк стоял, вцепившись пальцами в пульт, на висках испарина. Подниматься с пола не хотелось.
– Ччччч....то это?
– Вернее, кто. Привет из другой мерности. Изначально оно было таким, или изменилось в нашем пространстве, не знаю. Но сейчас оно хочет одного – есть. И для этого заманивает прохожих. Энергетическая аномалия пробивается сквозь щит, жаждущие строят храм... дальше понятно. Протоплазме от нас нужно всё – и ничего взамен.
– Мне показалось... что–то знакомое.
Дерк посмотрел на меня. Внимательно. Чему–то кивнул:
– Поднимемся наверх?
* * *
– Начать придётся с легенд. "Бунт ста рорских ярлов" – такой же исторический факт, как и ваши имперско–республиканские недоразумения. Просто очень давний. Начался он с контакта с Протоплазмой, та предложила Изменение. Кое–кому идея понравилась... сначала.
– Мне показалась, субстанция только берёт.
– Это сейчас. Она голодна невесть сколько веков. Раньше действовала тоньше.
– Верю, – я вспомнил верхний храм. – И что было дальше?
– Война. Поражение. Бегство. Со–Ресс. А теперь сюда пришёл ты.
На "ты" мы перешли как–то незаметно.
– Не беспокойся, я это не ем. До сих пор мутит...
– И почему меня это радует?! – он усмехнулся. – Ты регистрировал экспедицию?
– Нет.
– Хорошо. Постараемся вычистить из архивов всё, что можно.
– Ты, случайно, не последователь магистра Тосокори? Он тоже готов всё вычистить.
– Тосокори республиканский фанатик. А я рорс. Мы не размениваемся на... светотьму.
– Ты хотел сказать "на детский сад", или мне показалось?
– Не показалось.
Теперь Дерк улыбался в тридцать два зуба.
* * *
Перед отлётом я решил попрощаться с Храмом.
От змее–колонн несло такой жутью, что я не мог понять, как не видел этого раньше.
Ещё утром Храм казался привлекательным...
ОЧЕНЬ привлекательным.
Нужно было заглянуть в бездну, чтобы она перестала всматриваться в тебя.
"...Исходя из вышеизложенного, можно подразделить храмовые постройки эпохи раката на:
– форпосты ранней экспансии;
– крепости периода расцвета империи;
– катакомбные алтари–хранилища.
Промежуточные постройки классифицируются как симбионт двух соседних типажей (1–2 или 2–3). Вариант 1–3 в настоящем исследовании не рассматривается".
Уффф... всё! Я сдох. И угораздило же согласиться на эту авантюру! Диссертация, конечно, лишней не бывает, но конкурентов в данной области у меня нет, а список публикаций по количеству пунктов переплюнул интендантскую ведомость. Ха–арошего такого полка. Но университетское начальство оказалось зануднее моей лени.
Привычка писать статьи, как читать лекции (сидя на кафедре, свесив ноги) сыграла со мной злую шутку: канцелярский стиль не желал вырабатываться, хоть умри! Что в вольном изложении было интересно даже неспециалистам, в "высоком штиле" нагоняло тоску. На автора тоже.
Некстати вспомнился трактат Дерка. После фразы: "Выход из канала объекта с мерностью m возможен в область пространства с любой мерностью, что при несовпадении мерности пространства с мерностью объекта ведёт к фатальным изменениям, совместимым и несовместимым с жизнью; обратное проникновение в канал изменённого объекта с мерностью m из области пространства с мерностью, отличной от m, возможно..." – я схватился за голову: "Переведи!". Дерк осёкся, глянул на меня ошарашенно, и со словами: "Я лучше на пальцах..." начал протыкать стилетом пачку хлебцев. Тогда мне было смешно. Сейчас – не очень.
"Вариант 1–3 в настоящем исследовании не рассматривается". Потому что не найден. "Не найден" – не означает "не бывает". Парадоксальная на первый взгляд мысль заложить хранилище времён упадка в каком–нибудь неразвившемся поселении–форпосте имела смысл, если смысл заключался в передаче знаний. Там не станут искать ни могущественных артефактов (рановато для них), ни попавших под табу теорий, ни неконвенционных исследований... раката не знали слова "конвенция" и не были склонны делиться знаниями. В отличие от тех, кто пришёл следом: артефактов–носителей информации в галактике хоть пруд пруди!
...не были склонны делиться знаниями. Угум. Это подрывает и без того слабую теорию, так что лучше промолчать. Я исправил в диссертации "не рассматривается" на "не найден", и закрыл файл. Не работалось мне сегодня.
Не работалось, зато думалось. Кто у нас древнее раката? Рорс. По крайней мере, один идеологический раскол у них состоялся, необходимость в сокрытии знаний была. Храм Изменений я видел, там пусто – слишком заметный объект, чтобы что–то в нём прятать. Хотя...
Нет. Я обещал туда не лезть и сдержу слово. "Из чувства самосохранения" – ехидно подначил внутренний голос. Оставалось только с ним согласиться и пойти варить каф.
* * *
Со–Ресс – ближайший город к Долине Пирамид. Постоянного обиталища у меня там нет, гостиницы не люблю, предпочитаю ночевать на борту. Мне нужно в канцелярию магистрата, проследить родословные аборигенов. Что там Дерк вещал: "Со–Ресс – против рорсов"?
* * *
Ничего ж себе! Я перерыл хаттову пропасть пирамид в забытых углах Вселенной, но не удосужился посмотреть под ноги! Каждая вторая семья в городе имела в предках нескольких рорсов. И по одному каждая первая. Линия Сайшела – так просто ступить некуда!
Точнее – линия Сайрин. Моя пра–прабабка, оказывается, считалась Первой Леди Со–Ресса. До замужества. А после него начались странности. Блистательная одарённая словно разом потеряла все навыки... нет, не так: навыки остались – исчезла Сила. И прошло много лет, прежде чем слава Звезды Рорсов засияла как прежде. В потерю жрицами Силы вместе с девственностью я никогда не верил, но что–то же произошло?!
Личные записи Сайшела я считал частной территорией. Кажется, пришла пора нарушить негласный запрет.
Дневники пишут для себя, это аксиома... голонет–откровения не в счёт. Разобраться в едва понятных намёках и ещё менее понятных терминах было не легче, чем в лингвистических упражнениях Пареши: буквы знакомые, смысл ускользает. "Канал"... "симбиот"... "рэмб–рэйви"... мне реально не хватало словаря. К счастью, карты и в Со–Рессе – карты. А на одной из них нарисована оч–чень знакомая гора!
* * *
Я стоял на алтаре, исчерченном полустёртыми символами, и обновлять их не было никакого желания: уж больно этот зал напоминал Змеиный храм. К счастью, колонны не двигались – иначе тотчас бы сбежал! Было нехорошо. Так нехорошо, словно это моя первая пирамида, да ещё с кучей вампирящих призраков... Теряю квалификацию? Непохоже. Я не удержался и включил коммуникатор.
Зуммер вызова аж взвыл! Дерк... лёгок на помине.
– Эгон, ты где?!
– В Со–Рессе, в алтарном пределе.
– Какого... ???!!!! Открываю переход!
* * *
– И кто меня тянул за язык?! – рорс удручённо схватился за голову. Ты всегда на себе эксперименты ставишь?
– Преимущественно... – я усмехнулся. – Больше не на ком, а кошек жалко. Каф свари, а?
Дерк варил каф, а я размышлял. Интерессные ребята эти рорсы! И храмы они отслеживают, и переходы у них работают – а могли и заржаветь от времени. В галактике о них не слышно – ни–че–го. Поневоле задёргаешься...
– Этот алтарь из самых ранних, наиболее сильный. – Дерк разлил каф по чашкам, пододвинул одну мне. – Здесь высшие отступники становились рэмб–рэйви... ну, открывали канал, в который подсаживался симбионт. Сила при этом увеличивалась многократно, но чужая, не собственная. Симбионт питается одарённостью носителя, взамен давая свою – но детям донора не останется ничего, только готовый к принятию пришельца канал. С каждым разом подсаживать рэмб всё легче, освободиться всё труднее.
– А что же Сайрин?
– Сайрин прервала цепь. Симбионты образуют связную структуру – выбей звено, и пирамида рухнет. Благодаря Звезде Рорсов в Со–Рессе больше нет рэйви. Но даже у неё не хватило решимости уничтожить алтарь...
– Может, просто не знала, как?
– А чего тут знать? Шарахнуть, чем помощнее! Но симбионты не просто замещают одарённость, они изменяют сознание. На своё. А оно – не человеческое, в самом общем смысле. Иная мерность, помнишь?
– Да уж! – я поёжился.
– И чем сильнее личность носителя, чем больше он сопротивляется, тем страшнее последствия. Сознание искажается так, что лучше умереть сразу, окружающим спокойней будет. В общем, Сайрин справилась, до замужества она недолго носила рэмб.
– Задумалась о детях?
– Скорее всего. Если мне память не изменяет, до неё высшими иерархами были только мужчины.
– Память?! Сколько тебе лет, Дерк?
– Не скажу! – усмехнулся рорс, – Испугаешься.
Ага, щаззз! Тоже мне, ранкор–долгожитель!
* * *
Этой ночью мне опять приснился алтарь. Уговаривал: "Сайрин сделала выбор за тебя. Лишила стольких возможностей! Но всё ещё можно исправить..." бла–бла–бла.
Нет уж, эксперименты я провожу на себе, потомки за них отвечать не обязаны. А дармовое мясо в капканах водится. Либо в "промежуточных постройках варианта 1–3", по моей же классификации. Хотел такое откопать? Получите–распишитесь. Мысль материальна, а уж желания – тем более!
Пожалуй, не стану я исправлять "не найден" на "не рассматривается". А то набегут энтузиасты–исследователи, ушибленные на всю голову...
Вроде меня.
* * *
P.S.
А в университете ситуация сложилась странная, если не сказать – идиотская: пока я был приглашённым специалистом, мои звания никого не волновали. Подтверждение гражданства Каруны взбесило магистра Тосокори, но Каруна не Республика, и сделать он ничего не мог. Зато мог начать высказываться в кулуарах, что в Карунском универе преподают без степени...
Мне было на это наплевать, студентам тоже, а вот ректорату, не привыкшему к такому давлению, захотелось привести всё в норму. И привели!
Там дальше совсем смешно: защита была назначена на определённый день, но случился прорыв, все рванули на войну, я тоже. Тогда комиссия собралась усечённым составом (кто уже не военнообязан по возрасту), выпила чайку, и постановила: считать защиту состоявшейся, отправить соискателю об этом сообщение – и намекнуть, что из диссера выйдет замечательный материал для университетского научного журнала.
В общем, о том, что я уже профессор, я узнал в окопах!
– Вы завернули наш заказ! – руки в брюки, челюсть вперёд, в глазах бешенство. Это маска, но действительности соответствует: злюсь я гораздо больше, чем показываю.
– Метрополия не может одобрить агрессию! – о как. С каких это пор они являются нашей метрополией?
– Оборонительное вооружение?! Логику верните, хомо!
– Это не в моей компетенции, – старый конторский крыс ощерил идеальные зубы, – Запрос отклонён.
М–да, логика не в его компетенции. Зато в компетенции его руководства: кому нужен непокорный фронтир, способный самостоятельно защищать окраинные планеты? А вот если за каждым чихом бегать в ножки Сенату... Всё равно – неумно. Нас сомнут, а освобождать и зачищать придётся им: плюнули бы да бросили, а не выйдет – электорат–с!
– Мы потребуем выплаты неустойки. Встретимся в суде, – а вот это лишь бы оставить за собой последнее слово. Нет у нас времени на сутяжничество, через шесть стандартных циклов инсектоидный прорыв, и закрывать его нечем.
* * *
– Вы... простите, хомо... просты, как этот стол, – старый шерх неодобрительно цокнул языком. – Они ждали, ждали... вашего заказа. Вашего гнева. Вашего прихода ко мне... Нет, я не отказываюсь, кто же откажется от такой сделки?! Но... они этого ждут. Когда вы замараетесь, связавшись с клоакой. Нас они не тронут... мы теневая экономика, хе–хе! А вы... вы сейчас символ, знамя... хоть вам и не до пафоса. Вы за–щи–ща–е–те! – он проговорил это раздельно. – Делая то, что должны делать они. Заметьте, лучше! И выставить вас бандитской шайкой... это умно, умно...
Умно.
Он прав.
Но что же делать?
* * *
Мы готовили переворот. Государственный. Нет, я не спятил, но старательно это демонстрировал. Помните? Руки в брюки, челюсть вперёд, в глазах бешенство... А как ещё должен себя вести окраинный варлорд, которому не дали поиграться в любимый арсенал? Обидеться, естественно.
Спецслужбы Сената аж плакали от радости! Вот, ещё чуть–чуть, и можно объявить вне закона ЭТИХ! Ради такого дозволительно и оружие из–под полы продать, и аренду транспортников не заметить. Ааааа, Щастье Есть!!!
* * *
А теперь представьте, что с ними было, когда набитые оружием транспортники развернулись и ушли на фронтир!
– Это... здесь?
ИльМар сосредоточена и серьёзна. Как в храме. Да мы и так в храме...
Бывшем.
Война не щадит городов, для неё Палаты Хинансий – малолюдное место, удобное для прохода диверсионной группы. Кто знал, что от праздничного многолюдья в них укроется усталая женщина в комбинезоне техника?
ЭльАйер.
Непревзойдённая.
Ей рукоплескали все столицы, без разбора сторон. Ей подражали, но не смогли повторить. Да что там... дотянуться хотя бы! Ей предлагали покинуть Темар, ведь формально он принадлежал Империи. Идёт война...
– Мы не нападаем! – смеялась Айер, – Мы всего лишь фронтера. Зачем?
Без роскошного наряда и сценического грима трудно узнать знаменитую танцовщицу. Она успела поднять тревогу, её ударили мечом в живот. Она ещё умирала, когда они ушли.
Непревзойдённая...
Темар сгорел в той войне. Выжившие защитники поняли: легче переселиться, чем воссоздать прекрасный город. Сектор опустел.
* * *
Подкованные сапоги громко стучали по камню. Слишком громко... я пошёл на цыпочках, расчищая площадку от обломков. Пыли не было – ветер Темара уносит всё: прошлое, надежды, боль. Танец.
ИльМар разжигала костры. Словно колдовала. А может, и не словно... что я знаю о девари, и что об этой девушке с косами до колен? После лекции о Темарском конфликте она подошла ко мне и, глядя в глаза, спросила:
– Вы нашли Храм? – именно так, с прописной.
– Да.
– А... Её?
* * *
ИльМар остановилась в центре площадки, развела руки в ритуальном жесте – и начался Танец. Я вжался в стену, страшась дыханием потревожить девари.
Это невозможно повторить. Это невозможно описать...
Я не заметил, как в круг вошла ЭльАйер.
Они танцевали вдвоём, девушка и призрак, и не различишь, где кто. Всё быстрее, быстрее, быстрее... развевались традиционные одеяния, звенели старинные браслеты, выше взлетало пламя.
Неправда, что ветер Темара унёс тебя, Танец –
Ты юн и бессмертен в звенящих руках девари!
* * *
На Карунском фестивале Мар выступила вне конкурса. Так она настояла, и устроители не решились спорить с храмовой девари. Зал замер. На шее танцовщицы золотым и алым горело старинное ожерелье – то самое, со знаменитого портрета Непревзойдённой...
Я впервые видел, как Магистр Тосокори напился.
В хлам.
Я сидел в шансийской каффейне, в клоаке Столицы Республики, потягивая каф из чего–то, напоминающего по объёму ведро. Или ха–арошую такую канистру. Или топливный бак. И понимал, что в очередной раз чего–то не понимаю. В соседнем кресле уснула девочка – джайй–спортсменка, так неудачно провалившаяся меж этажами–уровнями этой планеты–мегаполиса. До рассвета оставалось четыре часа.
Основная проблема Каруны – финансовая: "Денег нет и не надейся" – нормальный способ существования нормальной окраины. И никого бы это не волновало, но в среднем в десятилетие пару раз происходит инсектоидный прорыв, и затыкать его традиционно нам: Империя и Республика далеко, и проблемы местного населения их не...
Вот только население это – фронтерцы: где сядешь, там и слезешь.
Наши торговые гильдии, воскрешающие в памяти древнее слово "ушкуйник", добровольно сбрасывали часть прибыли в общак. То же самое делали любые, легальные и нелегальные, предприятия. И не предприятия вовсе: если раньше Каруна со своих скудных средств кормила Университет, то с моим приходом ситуация изменилась. Я и раньше финансировался с продажи раскопной мелочёвки, а сейчас поставил это дело на поток, всего то!
Но денег хватало только на расходники: энергию, боеприпасы, рембазу, медслужбу. Ни о какой модернизации фортификационных сооружений речи не шло. А я так воевать не привык.
При чём тут я? Всё просто: легализация Эгона Борна на Каруне позволила оной Каруне всучить оному Борну полномочия варлорда. Я отбивался, как мог... не помогло: избранный лидер Лайош Горинг никого другого не хотел.
* * *
Нам даже не пришлось стучаться в неприметную обшарпанную дверь.
– Даршшши, Эгон–но. Проххххходите, – незнакомый шан–си склонился в традиционном приветствии.
– Дарши. Благодарю. У вас есть, где переночевать?
– Не бесссспокойтесссь, – он улыбнулся. – Мы найдём для девушшшки кресссло.
Она уснула быстро. Ещё бы, после таких приключений!
Джайй–спорт – столичное увлечение и дорогое удовольствие. Я бы сказал, неоправданно дорогое: защитные наколенники и налокотники мы с лёгкостью нарезали из списанных доспехов, три антиграв–платформы Шерн собрал за пол дня из подвернувшихся запчастей. А Санши раскрасила их в такую психоделику, что смотреть больно!
Но что престижно, то дорого – а что дорого, то престижно... и так до бесконечности возрастания. Цены.
Мы решили сыграть "золотую плесень". Известное дело: нищим денег не дают – но олигархи, жаждущие инвестиций, имеют шанс их получить. Горинг идею одобрил: пока он распинался в Сенате, какие мы финансово перспективные, "Карунские джаййеры" эпатировали столичную общественность виртуозностью трюков. Ага... мы пилоты – или где?!
Шерн эпатировать общественность отказался. Предложение Санши покрасить и его доспехи вызвало у воина такой шок, что откачивали все и долго. В конце концов Блэк–10 буркнул: "Буду вашим телохранителем. Плесени положено" – и ушёл заливать горе в кабак.
– Ой... я, наверное, что–то не то... – Санши схватилась за голову. Мы с Рикаром облегчённо выдохнули.
* * *
С разноцветными волосами, в наколенниках с разводами, жёстких мунбутах и свободных анораках, мы ничем не отличались от привычной глазу джаййерской молодёжи. Нас уже принимали за своих, мельком здоровались, копировали приёмы. Мы отвечали тем же. По давней привычке держать ситуацию под контролем я краем глаза отслеживал площадку. Оказалось, не зря.
У антиграв–платформы есть неприятная особенность: она не держит пикирование. Просто не рассчитана. Но джаййеры на то и экстремалы, чтобы "через немогу". Пикировать между уровнями мегаполиса было опасно, а потому престижно. Заканчивалось это через раз мелкими травмами и мелким ремонтом, если...
Если не угораздит свалиться в колодец.
Уровни не могут быть жёстко закреплены. У сложных конструкций просто должна быть некоторая степень свободы, иначе никакой материал не выдержит. Обычно это не составляет проблемы: колебания в пару шагов амплитудой при огромной высоте – всего лишь допустимая погрешность. Но среди джаййеров ходит легенда о Колодце, когда все уровни расходятся до поверхности планеты. Вероятность считайте сами, я не математик.
Лететь в таком колодце придётся доооолго. Со сломанным антигравом. До звука "шмяк".
Когда на площадке раздался крик – сначала близкий, а потом быстро удаляющийся, я в сердцах подумал: "Накликали со своими легендами!"
Дальнейшее происходило на автопилоте.
Наши платформы не зря Шерн собирал – они–то пикировать могли. И много чего ещё могли, но это к делу не относится. В общем, девочку я догнал почти у самой поверхности. Подхватил снизу, рванул вверх, двигатель хрюкнул и вырубился. Но мы уже планировали вниз.
М–да... мне здесь не нравится. А с довеском из перепуганного ребёнка не нравится совсем. Клоака – она клоака и есть: крысы... и ещё что похуже. И все голодные, да. Нужно срочно искать пристанище на ночь.
* * *
Сказать, что я был ошарашен – это ничего не сказать. Шансийская каффейня? Здесь?!
Меня опознали прямо на входе: "Даршшши, Эгон–но".
Сначала я смыл с себя кровь. Когда на нас напали, девочка решила сражаться, но остатков антиграва хватило, чтоб вытолкнуть её уровнем выше. Мне не нужна помощь в уличной драке... и никому в республиканской столице не следует знать, как я буду это делать.
До рассвета четыре часа. Транспорта нет, но благорасположение шан–си решит эту проблему. Шан–си... вот так спустя много лет и узнаёшь интерес–сное о привычном. У них явно есть сеть. Своя сеть, не фиксируемая никем. И по ней распространяется информация... О некоем Эгоне, например. И о том, что некий Эгон теперь об этой сети осведомлён – не поверю, чтобы кто–то всерьёз рассчитывал на моё неумение "сложить два и два". Здешний шан–си не стал скрывать, что мой гошшер ему известен...
Ох, чего–то я не понимаю в этой жизни! И чем дальше, тем больше.
* * *
До рассвета три часа. Девочка спит, каф не лезет в горло. Не пройтись ли по уровню? Когда ещё меня угораздит здесь оказаться?
– Ухххходите, Эгон–но?
– Ненадолго. Пройдусь.
– Штожжжж... сссудьба, – непонятно говорит шан–си и открывает дверь. – Возвращщщайтесь. Утром.
Я почувствовал её сразу. Меня тянуло к ней инстинктивно, словно вело. Я не блуждал по уровню, я шёл напрямик.
Вот она. Змеиная Пирамида. В сердце Республики. Погребённая под наслоением уровней, которые сегодня почему–то разошлись до поверхности.
Так вот зачем здесь шан–си! "Штожжжж... сссудьба". Впору развиться паранойе.
Я вошёл внутрь.
Дальнейшее – молчанье.
Угадайте с трёх раз, кто меня ждал у выхода?!
* * *
В каффейню мы вернулись вместе. Дерк поздоровался с шан–си так, словно они век были знакомы. Паранойя цвела и пахла, вызывая аллергию: в знакомой галактике оказалось слишком много незнакомого. От слова совсем. Было неуютно.
– Можешь объяснить, что это за маскарад? – Дерк кивнул на мои разноцветные волосы.
– Это не маскарад, а финансовая операция.
– Это... что??
– Скоро прорыв. Фронтере не хватает денег. Но нищим в Республике не подают.
– А при чём тут Республика? – он как–то странно посмотрел на меня.
– При деньгах.
– Это понятно... я не о том. Скажи, сто пятьдесят лет – по–вашему, много?
– Несколько поколений, а что?
– Понятно... – Дерк выглядел несколько ошарашенно. – То есть, если договор заключён более ста лет назад, он уже не котируется?– Какой договор?
– Наш. Рорс с Каруной. Собственно, согласно договору я и воевал там полвека назад.
– Во Вторую Карунскую? – настала моя очередь выглядеть ошарашенно. Я считал Дерка лет на десять старше, вот честно!
– Да. Пилотом.
Ой...
– Так, – Дерк уже собран и деловит. – Сейчас мы с тобой допьём каф, разбудим девочку и отправимся в ваше представительство. Договор возобновлять. Только... – он замялся, – Эгон, прекращай свою торговлю, а? У аналитиков мозги закипают отслеживать этот артефактный вал!
– А что, нашли что–то опасное?! – немедленно окрысился я. – Сами по три раза проверяем, не идиоты!
– Не шуми, у них работа такая. Денег вам теперь хватит.
* * *
Горинг ораторствовал в сенате. В переводе с представительского на общепонятный это означало: "Мы можем однажды расступиться перед инсектоидами – и воюйте сами!". Республика внимала и проникалась, но денег по–прежнему не...
И тут явились мы с Дерком. В зале повисла нехорошая тишина, перемежаемая сдавленным шёпотом: "Это Рорс! Рорс!"
Лайош обернулся. Увидев нас, просиял и воскликнул: "Мальчики! Комэски! Как здорово! Я давно мечтал вас познакомить!"
Вы будете смеяться – у Республики тотчас же нашлись для нас деньги! Во избежание.
6. "Налейте мне чашу из Леты..."
Дерк явился заполночь, не предупреждая.
Я отлепился от экрана, убирая резь в глазах.
– Зрение посадишь.
– Не успею, умру раньше. И вряд ли своей смертью.
– Размечтался... – он достал бутылку, как–то мельком выбив пробку. – Стаканы давай.
– За что пьём?
– За исторический конгресс. И за прошлое, будь оно неладно.
– Что–то случилось? – я осторожно глотнул. Незнакомый сорт, рорский, наверное.
– Случилось. Десять лет назад. Примерно.
Десять лет назад я держал над головой обвалившийся свод гробницы. У самого края, иначе мы бы тут не пили. А Сайшел был в центре...
– ...там не выжил никто, – кажется, я произнёс это вслух.
– Выжил. Доктор Эланс. Тот, к кому Сайшел пришёл на встречу.
Меня замутило. Сразу вспомнился Заран: "...они сговорились. Идиллия, а?! Тёмный Лорд и Светлый Магистр! Один с Сайшелом на приёме парой слов перекинулся, другой на этом дело пытался состряпать. А не вышло, обвал устроил. Гробница есть, Сайшела нет..."
– Эланс выжил только потому, что рорс. Но он не боец. Спасти коллегу было не в его силах.
– Спасти? Заран говорил, это совместная операция.
– Твой второй дядя? Нашёл, кого слушать!
Я ополовинил стакан.
– Так. Почему рорс оказался в магистрах?
– Он не оказывался. Это прикрытие.
– Всё–таки операция?
Дерк покачал головой:
– Давай я лучше по порядку.
– Сайшела обнаружили шан–си. Они давно с нами в симбиозе. Защита, поддержка, к древним знаниям быть причастными нравится. Во время бунта их разметало по галактике – готовая резидентная сеть. Ну, ты сам уже видел...
Так вот, Сайшел. Чистокровный рорс линии Сайрин, без рэмба, известный археолог. И гарм меня дёрнул проконсультироваться о его трудах у Эланса?! Тот от восторга по потолку забегал! Они переписывались, ты знаешь?
– Нет.
– А доктор меня достал: устрой встречу, и всё тут! Идея, кстати, казалась перспективной. Забросить Эланса в Империю, послом какого–то мелкого анклава... он же рорс, что ему ваши лорды!
Забросили. Только в интригах этот рорс понимал меньше дошкольника. Он позвал твоего дядю на встречу, где тот погиб. И десять лет винит себя. Я сегодня его видел на конгрессе. Бледная самоедская тень. И не объяснишь, что Тёмный Лорд прекрасно обошёлся бы без него...
Дерк замолчал, разлил вино по стаканам, свой выпил залпом. В меня вино не лезло.
– Ты прав, обошёлся бы, – слова с трудом шли из горла. – Хотели убить, и убили. Не так, так эдак. Надо было убирать заказчика, но я был наивным студентом, а Сайшел – наивным профессором. Ему казалось, интриги его не касаются. Ага, он же рорс! Все вы рорс... а толку?
– Ты тоже рорс, – невесело усмехнулся Дерк. – У нас доминантные гены, не отмажешься.
– От чего?
– От просьбы. Можешь объяснить Элансу, что он не виноват? Меня он не слушает...
Вот так. Когда–то ты хотел мстить этому магистру: "Две головы в прицеле я точно увижу". Первая голова сдохла без тебя, а второй объект мести десять лет ест себя поедом, потому что не уберёг вновь обретённого коллегу, с которым с таким восторгом переписывался – ничего общественного, сплошная храмовая археология! Невольно вспомнился Виджет Илер. Пришёл бы я к нему на встречу? Да. И что было бы с парнем, окажись это ловушкой магистра Тосокори? Угум, то же самое. Если не хуже... не берите на себя чужую вину!
Я кивнул головой.
– Могу. Летим.
Захоронку на Шаарни вскрыл тот самый магистр Гата, что первым принял меня за Сайшела. Раскопал набор культовых алтарных предметов, а монографию прислал мне. С посвятительной надписью. Что–то крупное в раскопе сдохло... но мне не жалко. Про ту ловушку я в суете неотложных дел забыл, а когда вспомнил, решил оставить Виджету – как первооткрывателю и пострадавшему. Но Виджет в поле больше не выходил.
До нынешнего письма. Магистр Гата выражал своё почтение и уважение и настоятельно просил взять Виджета в ближайшую мою экспедицию. Потому что больше ни с кем он идти не хочет, а в поле хочет, но без ноги это... гммм. Отчего всесильный орден не в силах командовать отдельно взятым своим представителем, он не объяснил, а я не уточнял. На Шаарни? Почему бы и нет? В районе южного полюса планеты есть не обследованный храмовый комплекс.
* * *
Южный полюс Шаарни – нечто среднее между крупным островом и небольшим континентом. Он пережил уже два оледенения и готовился пережить третье. Неофициально считалось, что постройки относятся к первому межледниковому периоду, но при исследовании ранних катакомбных барельефов мы не обнаружили сюжетов, указывающих на прошлое похолодание. В более поздний период – сколько угодно, но чем глубже, тем... ничего.
За время, что мы не виделись, Виджет подрос, обзавёлся мускулатурой вкупе с небольшим животиком, и научился танцевать на протезе – что с гордостью мне продемонстрировал. А ещё он обзавёлся собственным мнением: чего–то такого я и ожидал, раз уж мы нашли контакт при первой встрече.
Лагерь разбивать не стали – холодно. Решили остаться в шаттле, посадив его перед пещерной террасой. Внизу шумело море.
Экваториальная Шаарни – это сбесившиеся джунгли. А здесь, на скалах, царствовали хвойные. И снег. Тут же вспомнился Дерк, притащивший меня на свидание с Элансом не куда–нибудь, а в метрополию. До обиталища профессора было в разы ближе, но извлекли и его. Этот рорс ничего не делает просто так – и попадает сразу в две мишени! Эланс, кажется, нашёл во мне замену Сайшелу. Он обманывается, и знает это, но улыбаться уже начал. А я никак не могу забыть северный город–чашу, уютные улочки–спуски, озеро с листьями кувшинок, сосны на берегу... Влёт бьёт Дерк, мне уже хочется вернуться. Ненадолго. В отпуск.
Но до отпуска ещё как до республики пешком, а пока мы обследовали пещеры. Всё ниже и ниже, всё теплее и теплее. Сейсмоактивность? Непохоже, не трясёт. Но к лавовому озеру мы всё–таки вышли.
Странное оно. Тоже чаша, как город – только меньше. И свод как чаша. Перевёрнутая. Поверхность? Не кипящий котёл и не застывший суп... так, побулькивает. Искусственность сооружения сомнений не вызывает, от оледенения оно комплекс не спасло, значит... мы недоумённо переглянулись. Ничего пока не значит, будем думать.
А наутро пришёл туман. С моря поднялась белая пелена, перевалила через утёс и стекла в пещеры. Я не синоптик, нормально ли такое, не знаю, но программу исследований пришлось прервать. Мы болтали обо всём и ни о чём, варили каф и жарили мясо. В общем, бездельничали.
И тут вырубилась энергоустановка.
Если бы только она! На подобный случай шаттл оснащён аварийным комплексом – от запасного генератора до ручного открытия люков. Генератор не запускался, мечи не активировались. У Виджета отказал протез, превратившись в неподвижную железку, едва пригодную для ходьбы. Начала падать температура. Пришлось вылезать наружу, ставить палатку, разжигать внутри неё костёр – тент из негорючего материала такое хамство позволял. И думать, думать, думать... Пришёл туман, заполнил пещеру – значит, мне туда. У Виджета были возражения, но куда ему с такой ногой!
* * *
Лава светила красным даже сквозь пелену. Вниз я шёл на ощупь, но пещеру мы более–менее выучили. Было холодно, туман просачивался сквозь парку, забивался в лёгкие. Тропинка скользила под ногами, я цеплялся за мокрые стены... помогало плохо. Но любой спуск рано или поздно заканчивается.
Я не синоптик и не вулканолог. Может ли туман охладить лаву так, чтоб понизить её уровень на ладонь? Исходя из здравого смысла, не может. Но вот он, берег, и вот старый уровень. А в центре лавового озера расплывается белёсая клякса, отвратительно знакомая по храму танцующих змей.
Затошнило. Подогнулись колени. Долго я здесь не выдержу. Думай, археолог, и быстро!
Пещера – сооружение искусственное (знакомые очертания!), и создали его, чтоб залить лавой эту дрянь. Дрянь не успокоилась, за тысячи лет сумела вырасти почти до поверхности. Приходил туман, лава остывала, и клякса отвоёвывала ещё кусочек нашего мира. По микрону в век. Сколько ей нужно, чтобы вырваться окончательно? Не знаю, я не рорс. Или... уже рорс?
Неважно, ни Дерка, ни Эланса здесь нет. Только я.
Никогда не думал, что обрушу стены пещеры: после смерти Сайшела у меня на подобные шутки табу. Было. Лава расплавит камень, поднимется уровень озера, и закончится кляксино счастье. А о дальнейшем пусть думают специалисты – я всё–таки не рорс.
* * *
С Виджтом мы встретились на полпути к выходу. "Я думал, тебя завалило" – задыхаясь, выпалил он. Протез снова работал, и этот приключенец тут же рванул меня спасать...
Вы будете смеяться, но мне было очень приятно!
Рорс тяжело опёрся на подоконник.
– Ты исследуешь бездну.
Я кивнул. Отрицать смысла не было
– Думаешь, мне не хочется это прекратить? Хочется. Она долго прикидывалась костром, но я получил в наследство лесной пожар. А пожар давят. Любыми средствами.
Возразить было нечего.
– У тебя к контакту с ней генетическая предрасположенность. Мне уже страшно. Я сейчас должен сказать, что залью всю планету горючей дрянью, если она вырвётся. Не скажу. Ты меня уже знаешь, и, смею надеяться, не поверишь.
Я опять кивнул. В этом "диалоге" мне отводилась роль шансийского болванчика.
– Тебе я верю. Я не мешал торговле артефактами...
– ...но всё равно их проверял, – болванчик решил высказаться.
– Потому что должен.
"Кому?" – хотелось спросить, но я сдержался. Вместо этого заметил:
– А потом ты придумал, как всё это прекратить. Восстановил старый договор, заодно и мою активность прикрутил. Одним выстрелом в две мишени, как всегда.
Он усмехнулся.
– Тогда придумал. Сейчас... ничего в голову не идёт. Ты действительно лучшая кандидатура для работы с ней. Исследование разума возможно во взаимодействии, иначе это препарирование. А мы слишком долго считали сущность безусловным врагом.
И ещё раз я кивнул. Скоро голова отвалится.
– Но взаимодействие опасно. А я... не хочу потерять ещё и тебя.
Оп–па! Вот оно... А ведь рорс о событиях в лавовой пещере не знает.
– Не спрашивай, – быстро сказал Дерк. – Всё равно не отвечу.
Мы замолчали. Закат за окном горел, словно в последний раз. Из солидарности, наверное... мои чувства он точно отображал!
– Ладно! – молчать рорсу надоело первым. – У меня два варианта: либо изолировать тебя от бездны, что этически неприемлемо. Либо обеспечить безопасность исследований, как бы меня от них ни тошнило. Препоручу это Элансу, заодно и встряхнётся. Как ты говоришь, одним выстрелом?
– В две мишени, – я поневоле заулыбался.
* * *
У дорог не бывает конца, но бывает начало,
За спиною потёртыми фресками сгорбились тени.
Наступила весна, и команда "на старт" прозвучала –
И каштаны свечой, и кострами сгорают сирени.
Ничего не случилось, но что–то зовёт за собою,
Объяснить не могу, но срываюсь, как осенью птицы.
Говорят, что команду "на взлёт!" называют Судьбою...
Я недавно не верил, что может такое присниться.
Сквозь чужой горизонт пробивается новое солнце,
Терминатор* рисует барьер между тенью и светом.
Я летаю во сне... Ну, а что мне ещё остаётся?!
Раз весна поднялась на крыло, чем закончится лето?
Чёрно–красный песок бьётся ветром о плиты причала,
Разъедая гранитные "лбы", неприступные с виду.
У дорог не бывает конца, но бывает начало...
Через тысячу лет кто–то вскроет мою пирамиду!
"Взлёт"
– – – – –Из дневника Эгона Борна: исследуя Бездну.
...Бездна ценит тех, кто сражается. Первых рэмб–рэйви Бездна признала – как рискнувших её принять, рискнувших на новое. Но сквозь зубы признала и тех, кто не поддался – как сильных. Когда рорс победили, рэйви пришлось уйти. И в изгнании они становились всё слабее и слабее – в своём окружении оставаясь сильнейшими без усилий. Старые сит–лорды тягаться с ЭТИМ просто не могли... отсюда анахронический страх перед Сайшелом? В отличие от меня, он чистокровный рорс.
Это слабость, этого Бездна не терпит. А потом вдруг – Сайрин, нашедшая силы послать её подальше. Несмотря на то, что Бездна очень многое потеряла (вкупе с усилиями рорс по вытеснению её из данного мира), она оценила линию Сайрин. Сквозь зубы. Как равную.
Кстати, у рорс есть термин – рэйверн. Означает: равный, одновременно – добыча на поле боя. При том, что обычная добыча им просто не нужна, у них и слова–то такого нет; добыча по–рорски – это то, что СТОИТ добывания. Чем–то похоже на старый принцип охотничьих сообществ. Сильнейшие из проигравших принимаются в племя как равные. Это роднит рорс с мандалорским сообществом... тот же способ комплектования? Но как тогда с однородностью генофонда?
Поражение в правах только на верхние командные должности, да и то временное. Со временем рорс научились находить себе рэйверн не только в бою, но и верно оценив потенциального противника. Правда, дипломатия у них какая–то... прямая, как палка. Умение сильных договариваться, не склоняя – но и не склоняясь? "Не хочешь стоять на коленях – просто не становись".
25.03.2008 – 27.06.2011.
–––––––––––––––
* Терминатор (лат. termiare – ограничивать) – линия светораздела, отделяющая освещённую (светлую) часть небесного тела от неосвещённой (тёмной) части.
Второй вариант этой истории можно прочитать на СамИздате